Однако нейтралитет не означал самоустранение от дел Старого Света. Вильсоновская администрация приложила немалые усилия не только для того, чтобы быть в курсе европейских дел, но и чтобы американское политическое присутствие на континенте явственно ощущалось в столицах Европы. С этой целью Вильсон предпринял реформу американской внешнеполитической службы — если до него ключевые дипломатические должности раздавались бизнесменам, политиканам и прочим авантюристам, у которых было достаточно денег для того, чтобы не обращать внимания на номинальную зарплату, то к началу Первой мировой войны на службу привлекли множество перспективных интеллектуалов из ведущих университетов США. Ключевой фигурой в Белом доме, завоевавшей безграничное доверие президента Вильсона, стал Эдвард Хауз, больше известный как «полковник Хауз» — выходец из Техаса, успешный бизнесмен и авантюрист, являвшийся в высшей степени харизматической и незаурядной личностью. Будучи не просто советником, но другом и доверенным лицом президента, полковник Хауз в то же время стал связующим звеном между миром крупного бизнеса и Белым домом.
Внешнеполитический курс Вильсона еще до начала мировой войны был весьма противоречив. Хотя этот президент вошел в учебники истории едва ли не как самый идеалистичный пацифист из тех, кто когда-либо занимал Белый дом, на деле он являлся глубоким прагматиком. Еще до своего избрания на высший пост, будучи главой Принстонского университета, Вильсон публично заявлял: «Двери держав, запертые сейчас, необходимо взломать. Привилегии, полученные финансистами, должны охранять представители [нашего] государства, даже если при этом будет нарушен суверенитет тех стран, которые не склонны идти нам навстречу»[228]
. В 1914 году, уже в качестве главы государства, он так сформулировал свое политическое кредо: «Нет ничего, что бы интересовало меня в большей степени, чем максимально полное развитие нашей торговли и предначертанное свыше завоевание зарубежных рынков»[229].С учетом таких взглядов трудно принять отстаиваемый официальной историографией образ Вильсона-пацифиста. При нем была развязана гражданская война в Мексике, направленная на обеспечение американцам доступа к нефтяным месторождениям. Не менее откровенными были интервенции на Гаити, в Доминиканской республике, Никарагуа. Одновременно вильсоновские эмиссары в Европе — и среди них сам полковник Хауз — настойчиво убеждали германского кайзера, британского премьер-министра и французского президента не развязывать войну, приняв вместо этого посреднические услуги американского лидера, выступавшего с планом создания «сверхкоалиции» развитых государств (разумеется, во главе с США), которая могла бы совместными усилиями вершить судьбы «отсталых» народов. Тогда этот план был отвергнут едва ли не с презрением — лидеры Старого Света негодовали, не понимая, каким образом Америка может претендовать на роль локомотива «развитого мира».
Начало войны застало Вашингтон врасплох. Ни Вильсон, ни Хауз, ни американские дипломаты в Европе не считали реальным, что летом 1914 года начнутся полномасштабные боевые действия. Однако этого не скажешь о финансово-промышленных кругах Соединенных Штатов. В то время, пока на улицах Берлина, Парижа, Лондона и Петрограда царила эйфория и горожане, упоенные обещаниями молниеносной победы, восторженно провожали на фронт войска, Уолл-стрит пребывала в радостном оживлении. На фоне сообщения о начале войны биржевые котировки взлетели настолько, что торги пришло приостановить. В стране просто не хватило денег, чтобы обслужить экономический бум. В этот момент стало очевидным, что Соединенные Штаты в финансовом плане подготовились к войне лучше, чем самая милитаристская из держав Старого Света. Чуть больше чем за полгода до начала боевых действий в Европе американские законодатели в рекордно короткие сроки одобрили, а президент — подписал закон о создании Федеральной резервной системы (ФРС) — уникальной структуры, которой предполагалось поручить контроль над финансами Соединенных Штатов. Можно сказать, что именно она провела первую «боевую операцию» США, выпустив к ноябрю 1914 года дополнительных 368 миллионов долларов «экстренных денег», которые должны были обслуживать потребности стремительно разгоняющейся экономики.