Безрадостные новости пришли и от итальянцев. Относительное равновесие между итальянской и австрийской армиями было нарушено в конце 1918 г., когда австрийцы с помощью свежих германских дивизий нанесли противнику сокрушительное поражение при Капоретто. Итальянская армия в массовом порядке спасалась бегством, что поставило под вопрос дальнейшее участие Рима в войне. Как и во Франции, ситуацию удалось исправить с помощью расстрелов, однако боеспособность южного союзника, который несколько лет не мог справиться с достаточно слабыми австрийцами, оказалась подорвана.
В этих условиях администрации Вильсона срочно требовалось создать армию, невиданную ранее в американской истории. Прежде всего Вашингтон перехватил инициативу в информационном поле — был введен жесткий контроль за деятельностью средств массовой информации, а также создан так называемый Комитет общественной информации, который возглавил известный своими скандальными расследованиями журналист Дж. Крил. Госсекретарь США Р. Лансинг и его коллеги — министр обороны Н. Бейкер и военно-морской министр Дж. Дэниэлс — стали почетными сопредседателями. Комитет набрал свою 75-тысячную армию «четырехминутчиков» — агитаторов, которые в своих кратких выступлениях рассказывали о праведных целях Америки в войне и необходимости принять участие в священной борьбе американского народа за свободу для всего человечества. Не обходили стороной, конечно, и зверства немцев. Для работы в Комитете привлекли также известных ученых, таких как историк Ч. Бирд или экономист Дж. Коммонс, которые составляли пропагандистские буклеты, «научно» обосновывавшие участие США в войне. Те же из представителей академической общественности, кто отказывался участвовать в пропагандистской кампании и имел неосторожность публично высказываться против политики нагнетания напряженности в обществе, подвергался жесткому преследованию вплоть до изгнания из родных университетов. Жертвы для травли избирались повсеместно, невзирая на их академический авторитет и научные заслуги. Вскоре американские университеты стали заведениями, не менее нетерпимыми к любому проявлению свободомыслия, чем сам Комитет общественной информации.
Чувствуя себя выразителем мнения истеблишмента, Крил не стеснялся прибегать к шантажу и открытым угрозам в адрес тех представителей прессы, которые осмеливались ставить под сомнение выдававшиеся им «факты». Он клеймил неугодных журналистов «продажными слугами гуннов», «предателями», «изменниками», призывая предать суду или даже бессудной расправе любого, кто имел альтернативную точку зрения. Ему вторили рядовые «четырех-минутчики», которые призывали американцев активно доносить властям на любого, кто выражал сомнение в справедливости войны и вообще вызывал подозрение в прогерманских симпатиях. На фоне всеобщей враждебности участились случаи судов Линча над заподозренными в симпатии к врагу[238]
.Таким образом, едва вступив в войну с целью «спасти мир для демократии», администрация Вильсона создала в обществе такую атмосферу страха, недоверия и нетерпимости, в сравнении с которой кайзеровская Германия могла показаться оазисом либерализма. Патриотическая мания принимала самые абсурдные формы, к примеру, поборники патриотизма запрещали исполнять Бетховена или Брамса, полагая, что это может породить определенные симпатии к немцам. В целях изгнания из повседневной жизни упоминаний о Германии политики предлагали переименовать гамбургер в «сэндвич свободы», а врачам — называть краснуху, которая в тогдашнем английском языке именовалась как «немецкая корь»