Америка против всех. Геополитика, государственность и глобальная роль США: история и современность

К 1917 году общественность Соединенных Штатов уже была подогрета бесконечными рассказами о зверствах германских подводников. Теперь же требовалась найти последний довод, который переполнил бы чашу терпения американцев. Такой повод был вскоре найден. В феврале 1917 года потрясенным американцам сообщили, что военно-морская разведка Великобритании перехватила и (благодаря ранее захваченным русскими на Балтике немецким шифровальным книгам) прочла телеграмму министра иностранных дел Германии А. Циммермана, адресованную германскому послу в Мексике. Содержание послания шокировало граждан США: в нем германский министр приказывал послу предложить мексиканскому правительству начать войну с США, обещая финансовую и материальную поддержку. В случае успеха мексиканцы должны были вернуть себе примерно половину территорий, утраченных по итогам войны 1846 — 1848 годов.

Телеграмма Циммермана стала той искрой, которая взорвала пороховую бочку. 2 апреля 1917 года Вильсон выступил в Конгрессе США. Избранную им риторику можно считать классикой того, что позднее будет названо «либеральным интервенционизмом». Президент начал с действий немецких подводных лодок: «Нынешняя германская подводная война против коммерческого судоходства, есть война против человечества. Есть один-единственный шаг, который мы не можем сделать, на который мы просто не можем пойти: мы никогда не выберем путь покорности и согласия с тем, чтобы были проигнорированы или нарушены наиболее священные права нашей страны и нашего народа.». Далее американский лидер заявил: «Мир должен быть спасен для демократии. Его состояние должно быть основано на испытанных принципах политической свободы. У нас нет никаких эгоистических целей. Мы не стремимся ни к завоеваниям, ни к господству. Мы не ищем ни прибыли для себя, ни материальной компенсации за те жертвы, которые мы добровольно принесем. Наша цель — защита прав человечества.»[237].

Конечно, даже в Конгрессе нашлись те, кто прекрасно понимал всю ложность этих возвышенных фраз. Из 435 представителей Конгресса 50 человек (впрочем, преимущественно изоляционистов) выступило против президентской инициативы. Этой оппозиции, а равно и шести голосов против, поданных в Сенате, было недостаточно для того, чтобы удержать страну от вступления в войну. США официально объявили войну Германской империи. Их примеру последовала почти вся Латинская Америка — Куба, Боливия, Перу, Уругвай, Бразилия, Эквадор, Панама, Гватемала, Никарагуа. К Антанте присоединились Греция, Китай и даже столь далекие от мировой войны страны, как Сиам (Таиланд) и Либерия. И хотя из всех перечисленных стран более или менее представительный контингент за океан послала лишь Бразилия, теперь война действительно стала мировой.

На первых порах большинство американцев не спешило вербоваться в армию для участия в войне в Европе. Оказалось, что средства массовой информации, умело раздувавшие воинственные настроения в обществе, одновременно тиражировали чрезвычайно натуралистичные описания происходившего на фронте. В результате американцы, узнававшие из газет о многочасовых обстрелах, во время которых солдаты лишались рассудка, самоубийственных атаках на немецкие позиции, химическом оружии, огнеметах и танках, не выразили особого желания вступать в армию. В итоге президент Вильсон получил почти столько же добровольцев, сколько удалось собрать в свое время Линкольну для борьбы с южанами — 73 тысячи человек. Очевидно, что для действий против Германии, которая только на западном фронте держала более трех миллионов солдат, это было ничтожно мало. Новости из Франции также не способствовали призыву — почти одновременно с вступлением в войну США союзные армии под руководством генерала Р. Ни-веля начали масштабное наступление. Более четырех с половиной миллионов французов, британцев, а также русский экспедиционный корпус атаковали германские позиции лишь затем, чтобы стремительно откатиться назад, потеряв в общей сложности около 340 тысяч человек. «Бойня Нивеля», как ее окрестили во Франции, произвела угнетающее впечатление — во французской армии начались бунты, охватившие более полусотни дивизий. Некоторые подразделения самовольно покидали окопы и направлялись к Парижу. Волнения охватили и русский экспедиционный корпус, который был использован в «бойне Нивеля» с особой жестокостью — из 20 тысяч солдат и офицеров на поле боя осталось лежать более четверти. Генералу А.-Ф. Петену, срочно назначенному вместо Нивеля на пост главнокомандующего, пришлось прибегнуть к жестким мерам вплоть до массовых расстрелов. С русскими союзниками вообще не церемонились — их лагерь был расстрелян артиллерией, оставшихся в живых вывезли частично в Грецию, частично в африканские колонии, где им предложили продолжить сражаться за «общее дело» Антанты.