Однако Суэцкий кризис 1956 года изменил расстановку сил. После односторонней национализации Суэцкого канала Египтом Великобритания и Франция начали военную операцию, в ходе которой египтяне были разгромлены. Но в дело немедленно вмешалась Москва и лично Хрущев, который пообещал, что в случае продолжения агрессии на Лондон и Париж могут посыпаться ядерные бомбы. Кроме того, давление на союзников оказали и Соединенные Штаты. Англичане и французы поспешили уступить.
Эти события администрация Эйзенхауэра восприняла как возникновение «вакуума власти», опасного тем, что его может заполнить советское влияние. Необходимость «поставить на место» Москву диктовалась также тем, что в том же году в Венгрии вспыхнуло кровавое антисоветское восстание, которое подогревалось высказываниями Белого дома о том, что любой желающий, который осмелится поднять оружие против Москвы, получит американскую помощь. Пока в Будапеште восставшие без суда казнили служащих социалистической администрации и просто заподозренных в симпатиях к коммунизму, Даллес произнес проникновенную речь, в которой намекнул, что американцы в скором времени «сведут Венгрию с советской орбиты» (по выражению Г. Киссинджера)[340]
. Однако восстание было подавлено советскими войсками, а американская риторика так и осталась риторикой. Тем не менее венгерский фактор придал отношениям с Москвой дополнительной напряженности.В этих условиях родилась концепция, которая собственно и известна под названием доктрины Эйзенхауэра. Анализируя итоги Суэцкого кризиса, Г. Киссинджер писал: «Суэц оказался посвящением Америки в реальное принятие на себя глобальной роли. Одним из его уроков стало то, что вакуум всегда заполняется, важно лишь определить, чем или кем именно. Лишив Великобританию и Францию их исторической роли на Ближнем и Среднем Востоке, Америка как держава обнаружила, что теперь ответственность за равновесие сил в регионе ложится на ее плечи»[341]
.Ближневосточная стратегия Эйзенхауэра сводилась к оказанию государствам региона военной помощи, содействию их экономическому развитию и защите от «коммунистической экспансии». Заявление американского лидера, в котором он очертил контуры американской ближневосточной стратегии, представляет традиционную смесь американского прагматизма и показного стремления к защите духовных ценностей от посягательств «безбожников»: «Этот район всегда был перекрестком континентов Восточного полушария. Суэцкий канал дает возможность странам Азии и Европы вести торговлю, которая необходима, чтобы эти страны сохранили свою уравновешенную и процветающую экономику. Ближний Восток обеспечивает сообщение между Евразией и Африкой. Он содержит около 2/3 известных в настоящее время нефтяных запасов мира, и он обычно покрывает потребности в нефти многих государств Европы, Азии и Африки… Ближний Восток — это место рождения трех великих религий — мусульманской, христианской и иудейской. Было бы нетерпимым, если бы святые места Ближнего Востока должны были подчиниться господству, которое прославляет атеистический материализм»[342]
.Конечно, внимание к нефтеносному региону оказалось далеко не следствием неожиданно возникшего желания защитить святые места от атеистов, хотя известный дух крестоносца всегда присутствовал в сознании американского лидера (достаточно вспомнить, что его мемуары озаглавлены «Крестовый поход в Европу»). Именно в эпоху Эйзенхауэра зависимость США от нефти достигла критического уровня. Готовясь к ядерной войне и желая сделать доступными даже самые отдаленные уголки Америки, администрация Эйзенхауэра подготовила Национальный оборонный билль о дорогах, который инициировал самую масштабную в американской истории программу дорожного строительства. В результате автомобильный транспорт пережил настоящий бум, а автомобилестроение и связанные с ним отрасли стали локомотивом американской экономики. Бывший министр обороны и председатель совета директоров автомобильного гиганта Уилсон заявлял: «Что хорошо для “Дженерал Моторс” — то хорошо и для Америки». Неудивительно, что в этих условиях Белый дом был так встревожен ближневосточным «вакуумом власти», ибо других способов упрочить энергетическую безопасность США, кроме как «прийти на помощь» государствам региона, не было.
Самое серьезное испытание эйзенхауэровская стратегия пережила в последние годы президентства ее создателя. Как мы помним, еще в предвыборных выступлениях Айк (как американцы называли Эйзенхаруэра) убеждал сограждан, что русские желают реализовать сценарий экономического удушения Америки потому, что крайне неразвиты и не способны обогнать США в честной конкуренции. Однако в 1957 г. американцы с удивлением узнали, что страна, где якобы до сих пор пашут землю при помощи сохи и лошади, запустила в космос первый спутник. Менее чем через три месяца после истечения президентского срока Эйзенхауэра в космос отправился Юрий Гагарин.