Американец

— Напротив! Как же вы не видите? — вскинулся Валентин. — Случившееся, наоборот, доказывает — мне совершенно необходимо было вернуться! Месье Капп с самого начала стремился меня задеть, он только выжидал удобный момент. А в подобных случаях, то есть когда вам, так сказать, «дается понять», вы обязаны находиться под рукой, чтобы создать повод. Не вернись я в ложу, это было бы равносильно тому, что я сказал бы месье Каппу: «О, вам, я вижу, хочется затеять свару…»

— «И затевайте на здоровье, а я, черт возьми, умываю руки!» — вот что надо было сказать. Значит, больше всего вас влекло в ложу стремление предоставить месье Каппу случай проявить себя, — продолжал Ньюмен, — ведь вы утверждали, что возвращаетесь не ради этой девицы.

— О, не будем больше говорить о ней, — пробормотал Валентин. — Она мне уже прискучила.

— С радостью не скажу о ней больше ни слова. Только, если это так, зачем вам было лезть на рожон?

Валентин тонко улыбнулся и покачал головой.

— Думаю, вы не понимаете, в чем суть вопроса, и вряд ли я сумею вам объяснить. Видите ли, она смекнула, к чему идет дело, почувствовала, чем это может кончиться, и наблюдала за нами.

— Мало ли кто за кем наблюдает, что из того?

— Ну нет! Как же? Сплоховать на глазах у дамы?

— Какая она дама! Вы и сами говорили — сердце у нее каменное! — вскричал Ньюмен.

— Что ж! О вкусах не спорят, — возразил Валентин. — В этих вопросах все решает присущее каждому чувство чести.

— Да будь оно проклято, это ваше чувство чести!

— Мы напрасно теряем время, — заключил Валентин. — Слово сказано, и поединок назначен.

Ньюмен взял шляпу и собрался уходить, однако, нажав на ручку двери, задержался.

— И на каком же оружии вы остановились?

— А это решать месье Каппу, вызов брошен ему. Я бы предпочел короткий легкий кинжал, с ним я справляюсь лучше всего. А стрелок я неважный.

Ньюмен надел шляпу, осторожно сдвинул ее на затылок и почесал лоб.

— Вот если бы вы выбрали пистолеты, — сказал он, — я бы научил вас, как всаживать пули в яблочко.

Валентин расхохотался.

— Что сказал один английский поэт о постоянстве? Он сравнил это качество не то с цветком, не то со звездой, не то с бриллиантом. А ваше постоянство можно сравнить и с тем, и с другим, и с третьим сразу.

Ньюмен, однако, согласился повидаться с Валентином на следующий день, когда будут обсуждены все подробности встречи с месье Станисласом Каппом.

На другой день Ньюмен получил от графа коротенькую записку в три строчки, сообщавшую, что Валентин и его соперник должны пересечь границу и сесть в ночной экспресс, идущий в Женеву. Тем не менее он найдет время пообедать с Ньюменом. Днем Ньюмен заглянул к мадам де Сентре, но оставался у нее недолго. Она, по обыкновению, была мила и приветлива, но, видимо, чем-то опечалена, и когда Ньюмен обратил внимание на ее покрасневшие глаза, призналась, что плакала. Немного раньше у нее побывал Валентин, и от встречи с ним у графини осталось тягостное впечатление. Граф казался веселым, сплетничал, никаких плохих новостей не принес, только был на свой лад немного более нежным, чем всегда, и эта нежность брата так глубоко тронула мадам де Сентре, что, когда он ушел, она разразилась слезами. Ей казалось, что должно случиться что-то страшное, что-то непоправимое, и хотя она пыталась воззвать к собственному благоразумию, от этих стараний у нее лишь разболелась голова. Сказать ей о предстоящей дуэли Ньюмен не мог — он был связан обещанием молчать, а посмеяться над дурными предчувствиями мадам де Сентре так убедительно, чтобы отвести ее подозрения, у него не хватило таланта. Перед уходом он спросил мадам де Сентре, виделся ли Валентин с матерью.

— Да, — ответила графиня, — но у нее он слез не вызвал.

На обед к Ньюмену Валентин явился с саквояжем, чтобы сразу отправиться на вокзал. Месье Станислас Капп наотрез отказался приносить извинения, да и Валентин со своей стороны не был согласен признать себя в чем-либо виновным. Теперь он уже знал, с кем имеет дело. Месье Капп — злоязычный и злобный молодой повеса — оказался сыном и наследником богатого пивовара из Страсбурга. Он проматывал денежки отца-пивовара, и хотя вообще-то почитался добрым малым, поговаривали, что после плотного обеда месье Капп склонен заводить ссоры.

— Que voulez-vous? [128]— воскликнул Валентин. — Взращенному на пиве шампанское впрок не идет.

Месье Капп выбрал пистолеты.