Американец

Снизу доносился стук бокалов, ножей, вилок, но сейчас это не имело значения — он уже был в ней, двигаясь медленно, но уверенно и сильно. Хотя поза была для него не совсем привычна. Ее лоно засасывало его все глубже и глубже с каждым последующим толчком… Потом она, не прерываясь, сменила позу, повернувшись к нему лицом, хищно улыбнулась и запрыгала на нем еще яростней. «Это же безумие, самое настоящее безумие!» — невольно подумал он, глядя в полутьме на ее закрытые глаза, сосредоточенные, казалось, только на одном, на желании удовлетворить свою страсть, войти в экстаз!

Палмер, почувствовав, что вот-вот кончит, постарался хоть ненадолго отдалить этот момент. Она открыла глаза, наклонилась к нему — теперь ее большие груди призывно качались уже прямо у его лица. Он зажмурился, ощутив такой прилив нежности, скорее даже радости, какой не испытывал вот уже много лет. Она молча, не говоря ни слова, легла на него, поцеловала. Они на долгое время замерли, как бы пребывая в нирване, затем перевернулись на бок и уснули, так и не отрываясь друг от друга.

Потом Палмер снова оказался в зале заседаний ЮБТК. И снова тот же самый чертов Гарри Элдер. И говорит, и говорит…

Глава 11

В Париж Палмер и его спутница приехали в воскресенье около полудня. Ходить по городу, осматривая достопримечательности, им совсем не хотелось, поэтому они сразу же направились в квартиру мисс Грегорис на Монмартре, рядом с собором Сакре-Кёр.

Элеоноре, которая, учитывая состояние Палмера, сидела за рулем их мощного «бьюика», пришлось здорово помучиться, ведя его по узеньким кривым улочкам восемнадцатого века. А потом долго искать место, где бы припарковаться. Затем, оказавшись наконец-то в ее квартире, они с довольными вздохами плюхнулись на диван и молча смотрели друг на друга, не отрывая глаз. Совсем как тогда в субботу, а затем ночью в воскресенье.

Квартира оказалась точно такой, какой Палмер ее и представлял: чистенькая, уютная, везде чувствуется присутствие женщины… Хотя на самом деле гостиная была совсем маленькой — десять, максимум двенадцать квадратных метров, — выглядела она почему-то намного больше и длиннее. То ли визуальный эффект, то ли особая планировка… Впрочем, скорее всего, благодаря оконной раме в суперсовременной алюминиевой оправе, каким-то волшебным образом превратившей всю стену в одно окно. Огромное окно. Окно в мир! С видом на Эйфелеву башню…

Она быстро перерыла всю квартирку — повытаскивала все ящики, распахнула все шкафы, — пытаясь найти что-нибудь для Палмера. Чтобы сделать ему приятное. Стены были абсолютно пустыми, за исключением большого плаката, на котором был изображен голый трехлетний мальчик, сосредоточенно писающий в солдатскую каску. Надпись под фотографией, сделанная ярко-красным цветом и крупными печатными буквами, гласила: «Долой войну!» Хотя нет, не совсем пустыми. На противоположной стене, на которой не было ни окон, ни дверей, висело несколько фотографий, где мисс Грегорис была снята вместе с различными мужчинами или с дочерью Таней. В разных видах. Собственно, они даже не висели, а были прикреплены к стене двусторонним скотчем, придавая этой, с позволения сказать, коллекции вид «временного пребывания». Ее можно либо сохранять до бесконечности, либо в любой момент убрать.

В конце концов она все-таки нашла спрятанный подарок — в одном из ящиков комода под кучей лифчиков, бикини и прочих женских вещей, — бутылку с длинным горлышком. Наверное, что-то редкое и эксклюзивное. Иначе зачем прятать в такое интимное место?

— Оно ужасно дорогое, — радостно хихикая, сказала она, ставя бутылку на столик. — И ужасно восхитительное. Совсем как вы!

Они оба расхохотались над очевидной глупостью ситуации. Особенно над ее безуспешными попытками открыть бутылку. Вино действительно было очень старое, и пробка «прикипела» чуть ли не намертво. Тут требовались либо грубая мужская сила, либо специальный штопор.

Палмер забрал у нее бутылку, без видимых усилий открыл ее, вернул Грегорис.

— Вот и все. S’il vous plaît.[19]

Это был известный и очень редкий ликер «Сев-Фурнье», его веками делали в предместье Парижа.

— Я случайно нашла его в прошлом году. Магазинчик называется «Фушон». Мы туда ездили с англичанами. Кстати, там продают много такого рода раритетов. Можем съездить туда ну, скажем, в понедельник и купить шикарные сувениры для ваших нью-йоркских друзей, если хотите.

Палмер попробовал янтарный ликер. Да, его изысканный, неподражаемый вкус не поддавался описанию! Практически не сладкий, исключительно нежный аромат почти забытого настоящего какао… Но это были только дразнящие намеки. Настоящее пришло несколько позже, когда она уронила несколько капель на свой глубокий, будто чаша, пупок, и он впервые в жизни познал вкус «Сев-Фурнье», смешанный с солью ее страстного тела и терпким ароматом любви.

— Ты что, так уж против войны? — спросил он, кивая на плакат.

— Да, я вообще против всех войн!

— Всех-всех? Всех без исключения?