Американец

Бегинки увидели, как Пинучча тихо встала со скамьи в первом ряду, прошла до конца нефа, где стоял сотрудник похоронного бюро, одетый в костюм в тонкую полоску, и что-то прошептала ему на ухо. Он тотчас направился к алтарю, снял венок и унес его, чтобы покойница, если бы вдруг проснулась – на что в душе надеялась Пинучча, – даже не узнала о его существовании.

– Ты доволен? – раздраженно спросила она, занимая место между братом и Николой, своим бессменным женихом, который первым примчался в больницу, первым посоветовал позвонить Лео в Америку, оповестить Карло, приход и бюро ритуальных услуг. «Пришлось много говорить по телефону», – так Пинучча ответила бы на вопрос, как она провела первые часы после смерти матери. Но никто ее ни о чем не спрашивал.

Наконец вошел священник. Молодой, кроткий на вид, с волосами соломенного цвета, которые напомнили Лео укрытые листвой тропинки в осеннем Кени-парке. Фоновая музыка смолкла. Священник перекрестил тело кадилом.

– Встаньте, – сказал он, сложив руки вместе и неотрывно глядя на паству. – Помолимся. – И склонил голову.

В эту секунду пошел дождь. Городские шумы постепенно заглушил все более настойчивый перестук капель, которые сыпались на улицы, крыши, людей, кучи мусора, деревья; они проникали в трещины в стенах, открытые окна, стекали по водостоку, забрызгивали витрины магазинов, двери подъездов, автобусы, скапливались в грязных лужах, затапливали канализацию, мчались широкими ручьями по обочинам дорог, разъедали город снизу, и вдруг становилось ясно, что у города нет фундамента, он, как самая большая ложь, опирается на пустоту.

В эту секунду Карло пронзило чувство зависти: он позавидовал священнику в алтаре, его молодости и вере, которую излучало все его естество.

В эту секунду бегинки подумали о забытом на террасе выстиранном белье, ожидавшем их вскоре обеде, накопленных купонах из супермаркета.

В эту секунду Пинучча сжала руку Николы и подумала, что любит его, Никола же подумал о шестерке Кирпича, видел ли он пантомиму с венком.

В эту секунду Лео поднялся и сделал свой выбор.

В эту секунду тело Американки впервые осталось в одиночестве, излучаемая ею безмятежность развеялась. Ее путешествие началось, и смерть не могла больше ничего с этим поделать – мирская суета возвращалась на свое законное место.

* * *

Кругом темнота. Время от времени ее нарушают автомобильные фары, свет в окне напротив, выглядывающая из-за облаков луна.

Лео зажигает спичку, и вспыхивает венок из гербер и желтых роз. На балконе становится как никогда светло. Поднимается дым – черное на черном.

Лео смотрит вниз, и его сердце наполняется ностальгией. Проводит рукой по балюстраде. Темно, холодно. Он спустился отсюда, думает Лео, именно здесь Винченцо стал супергероем.

Он заходит внутрь и оказывается в своей бывшей комнате. Открывает один ящик, другой: надо же, вроде бы помнил, где он, но…

Вот он.

В руке лежит нож. Он раскрывает его снова и снова. Кажется, раньше он делал это быстрее, но и так сгодится.

Стремительно, словно олень по лесу, Лео мчится по улице, никто не видит его, и он никого не видит.

– Я бы хотел поблагодарить дона Луиджи за цветы, которые он прислал на похороны моей матери. Завтра я возвращаюсь домой, в Америку, – говорит он одному из головорезов у входа в игорный притон. Они его не узнали или же узнали, но им все равно. Они совершили ошибку, не обыскав его. Встретившись с Кирпичом, он достанет из кармана нож и ударит его в горло, потом выскользнет через черный ход и отправится прямиком в аэропорт. Такой у него план.

Лео пропускают внутрь. Кирпич играет в бильярд. Он постарел и кажется совсем нестрашным.