Американская грязь

К счастью, поблизости нашлось отделение банка, которым пользовалась ее мать. Оставив Луку с сестрами на входе, Лидия направилась внутрь. Снаружи здание выглядело так, словно его только что побелили; на фоне такой чистоты Лидия особенно остро чувствовала собственную неопрятность. На секунду задержавшись перед зеркалом, она окинула взглядом свое отражение. Последние три дня она носила одну и ту же бледно-голубую рубашку. У нее были влажные подмышки, а на голове – воронье гнездо. Она надеялась, что, по крайней мере, от нее не воняет, но сказать наверняка было трудно. В юности Лидия не красилась, но после тридцати взяла за правило почти каждое утро наносить на лицо немного пудры, чтобы спрятать морщинки на лбу. Отправляясь на работу, она подкрашивала глаза тушью, а на губы наносила тонкий слой бесцветного блеска. Раз в два дня мыла голову, а если приходилось выставлять книги, собирала волосы в конский хвост. Женщина в отражении совсем не походила на ту Лидию из недавнего прошлого. Эта женщина была худой и смуглой, с жилистой шеей и натруженными руками. Немытая, с темными кругами вокруг глаз и угрюмой физиономией. Как бы ей хотелось получить доступ к спасительной косметичке, которая осталась висеть на деревянном крючке в их ванной; с другой стороны, при виде этого страшилища она чувствовала облегчение: может, никто и не поймет, что перед ними та женщина, которая запечатлена на фотографии рядом с Хавьером. Хотелось бы ей отделаться от этой розовой шляпы и затолкать ее поглубже в рюкзак. Она чувствовала себя нелепо и неуместно, будто собиралась зайти в церковь в купальнике. Но, даже несмотря на все перемены, без этой шляпы Лидия оказалась бы слишком на виду. Хватит пустых мечтаний. Прямо у нее над головой висела камера, и ей совсем не хотелось маячить перед объективом. Опустив голову, она распахнула дверь и шагнула внутрь.

В вестибюле горели флуоресцентные лампы и работал кондиционер, отчего по ее рукам сразу забегали мурашки. Тело совершенно отвыкло от удобств, создаваемых электричеством. Чтобы немного согреться, Лидия растерла плечи ладонями, а потом подошла к банкомату и проверила баланс карты. Вся сумма по-прежнему была на месте, нетронутой: 212 871 песо. Она выдохнула через рот. На снятие наличных стояло ограничение: не более 6000 песо в день. Лидия откладывала этот момент по многим причинам. Не последняя из них заключалась в том, что она попросту не знала, как получить деньги без необходимых документов. Конечно, держать их в банке во время такого путешествия было намного безопаснее. Но в то же время оттягивать решающий момент было куда проще. Лидия была не готова признать ужасную правду: ее мать действительно умерла. Ей казалось, что снять мамины деньги – все равно что их украсть. Лидия хотела, чтобы так оно и было. По-настоящему скорбеть у нее не получалось, и потому Лидия придумала для себя историю, которая почти работала: она воображала, что уехать пришлось только ей и Луке, а остальная родня по-прежнему здорова и счастлива и живет в Акапулько своей обычной жизнью. Она представляла себе, как по утрам Себастьян выходит из душа в своем голубом полотенце и как задевает мокрым плечом висящую на крючке косметичку. Как бы ей хотелось продлить эту фантазию.

Но само существование этих электронных денег было чудом. Одноразовым парашютом. Подойдя к конторке, Лидия вписала в квитанцию имя матери, а потом села ждать, пока управляющая позовет ее в одну из отгороженных кабинок. Рюкзак она поставила рядом на свободный стул. Ей повезло: в кабинке сидела женщина. На ней был темно-синий пиджак, в черных волосах – одна-единственная седая прядь. Добрая на вид. Изучив получше ее черты, Лидия внезапно приняла решение. Она обо всем ей расскажет. Обо всем, что случилось. Она отдастся на милость незнакомке с добрым лицом.

До этого свою историю Лидия рассказывала всего дважды. Первый раз – Карлосу в его кабинете над церковью в Чильпансинго, второй – монахине Сесилии в мигрантском убежище в Уэуэтоке. Оба раза дались тяжело, но взамен Лидия испытала нечто похожее на избавление.

– Что я могу для вас сделать? – спросила операционистка, скрестив перед собой пальцы.

Она не отпрянула, не стала с подозрением рассматривать рюкзак Лидии. Она вела себя любезно. На коричневом беджике значилось имя: «Паола».

– Мне… – начала было Лидия и вдруг почувствовала, как у нее закололо в носу и все слова будто застряли в глотке. – Мне нужно закрыть банковский счет моей матери.

– Хорошо, – ответила Паола. – С этим я могу вам помочь. Ваша мать… сможет ли она прийти с вами или…

– Она скончалась.

– Мне очень жаль, примите мои соболезнования. – Паола говорила не то чтобы неискренне, скорее машинально, потому что именно такие слова принято говорить в подобной ситуации.

Лидия представляла себе этот момент совсем иначе; ей бы хотелось начать свою историю не так формально, не так холодно. Покачав головой, она слегка придвинулась к столу. И снова Паола не стала отстраняться.

– Мне нужна ваша помощь.