Американская грязь

Помогало то, что Лидия прекрасно владела английским, но на севере говорили на многих языках. Она еще не научилась расшифровывать некоторые коды, не могла уловить тончайшую разницу между словами, которые значили почти одно и то же, но не совсем: мигрант, иммигрант, нелегал. Лидия усвоила, что люди здесь обмениваются сигналами и эти сигналы могут обозначать предостережение или гостеприимство. Постепенно она училась. Как бы то ни было, она всегда могла найти убежище в книжных магазинах. Один располагался в центре города, и, когда она зашла туда впервые, у нее перехватило дыхание. Чтобы не повалиться с ног, пришлось опереться на полку. В воздухе пахло свежим кофе, бумагой и чернилами. Ничего общего с ее маленьким магазинчиком в Акапулько. В основном там была представлена религиозная литература, а вместо календарей и игрушек – четки, фигурки Будды и ермолки. Но все же корешки книг, как и прежде, служили опорой. Надежной опорой. Была в магазине и секция международной поэзии. Хафиз. Хини. Неруда. Пролистав двадцать стихотворений о любви, Лидия открыла «Песню отчаянья». Лихорадочно припала к тексту, ссутулившись среди безмолвия книжных стеллажей. Пока ее глаза жадно цеплялись за строчки, пальцы уже готовили к развороту очередную страницу. Книга была бесценна, словно вода в пустыне. Стоила двенадцать долларов, но Лидия все равно ее купила. И спрятала за пояс штанов, чтобы чувствовать переплет кожей.

По утрам она просыпалась рядом с Лукой и старалась не завидовать, когда тот начинал рассказывать, как во сне к нему снова приходил Папи. Вместо этого она обнимала его покрепче в надежде впитать ощущение об этой встрече.

– Что он тебе сказал? – спросила как-то раз Лидия.

– Он никогда ничего не говорит, – ответил Лука. – Мы просто сидим рядом. Или гуляем.

От тоски у нее в горле застрял комок.

– Я рада, mijo.

От дома до библиотеки было около мили, и каждую субботу они ходили туда пешком. На третий раз библиотекарь предложила им завести абонемент, но Лидия отказалась. Тогда женщина по-испански объяснила, что процедура совершенно ни к чему не обязывает и что любой посетитель, вне зависимости от иммиграционного статуса, имеет право на читательский билет. Поначалу Лидия сомневалась, но потом подумала: если нельзя доверять библиотекарю, то кому вообще тогда доверять? Мать с сыном получили по карточке – чудодейственной, укрепляющей дух, судьбоносной. Порой к ним с Лукой присоединялась Ребека, но Соледад – никогда.

Сестры тоже пошли в школу, и им приходилось нелегко. Но не потому, что они почти не говорили по-английски, не потому, что в своей деревне почти ничему не обучались. Девочки были умными и все схватывали на лету. Но обеим пришлось пережить слишком глубокие потрясения, слишком взрослые страдания. Они превратились в молодых женщин, но теперь должны были втиснуться в узкие рамки юности. Ожидалось, что они будут вертеться в школьном коридоре и кокетничать с парнями. Что примут обличья обыкновенных девочек, которыми никогда не были. Сестры не понимали, чего от подростков ждут на севере.

Как-то раз Лидия возвращалась домой на автобусе и заметила перед собой молодого парня, который поднялся и дернул остановочный шнур. Потянувшись вверх рукой, он обнажил запястье, до этого скрытое под длинным рукавом. На нем мелькнула татуировка в форме буквы «Х»: серп и лопата. Прозвенел звонок, и водитель ударил по тормозам. От страха Лидия вжалась в спинку кресла. Когда автобус зашипел и с рывком покатился дальше, она взглянула в окно и увидела, как парень накинул на голову капюшон толстовки. Чаще всего мысли о том, насколько скудной стала ее жизнь, давались Лидии с трудом; в тот вечер она была рада своей незаметности. А потом, конечно, задумалась о Хавьере. Обычно она гнала его прочь из мыслей и запирала за ним дверь, но порой он просачивался в замочную скважину. Лидия гадала, жалеет ли он о содеянном. Считает ли, что поступил справедливо. Чувствует ли вообще что-нибудь, или же со смертью Марты закрылась последняя лазейка, пропускавшая на свет человеческое. Лидия оказалась намного сильнее его: боль утраты ощущалась в каждой клеточке тела, но она продолжала терпеть. Ее душа не измельчала, но стала сильнее. Любовь к Луке окрепла. Лидию переполняла жизнь.

Однажды Лидия отправилась в школу, чтобы обсудить с директрисой способности Луки к географии. До этого директриса звонила ей домой.

– Скоро состоится ежегодная олимпиада, – сказала она. – Думаю, вам стоит его записать.

Лидия пришла, чтобы подписать документы. Села в удобное кресло напротив женщины, примерно ее ровесницы. Где-то вдалеке прозвенел звонок, и за окном неожиданно появилась целая туча ребятни. Они визжали, носились, качались на качелях; и на фоне этого прекрасного счастливого гама слова директрисы прозвучали как-то особенно странно.

– Я не знала, что у вашего сына нет регистрации.

Она крутилась на стуле, не в силах подобрать правильные слова. Было видно, что ей неловко.

– Мне очень жаль. Он не сможет претендовать на приз.