Эш был здесь с другой женщиной. Тот самый Эш, который почти поцеловал меня сегодня днем, прижимая к себе. Тот, который вдыхал и целовал мои волосы, как будто это было единственное, что он хотел чувствовать; единственный запах, который желал ощущать. Во мне вспыхнула ярость, и тогда я вспомнила, как он отошел от меня во дворе, — сомневающийся, встревоженный. Он сказал
Разумеется. Теперь все стало понятно — прерванный поцелуй, сожаление,
Моя грудь сжалась, и где-то внутри меня умерла храбрая мерцающая маленькая надежда, оставив только дым и слабое осязание того, что могло быть.
— Вчера он попросил ее руки, — сказал Мерлин, его мягкий голос пронесся сквозь ветер. — Теперь ты понимаешь.
Мне казалось, что я не могу дышать. Не могу думать.
Но да, теперь я понимала. Я определенно могла это понять.
— Вот от чего я пытался тебя оградить, — продолжил он спокойно. — От столь, ох…
Я заставила себя отвернуться от счастливой пары, чувствуя слабость и растерянность.
— Естественно, он встретил другую, — промямлила я, скорее себе, чем ему. — Это правда. Он не монах. Почему бы ему не встречаться с кем-нибудь?
Но я никогда не представляла Эша с другой женщиной, никогда не думала о подобном, и увидеть это в реальности было жестоко. Он был красив и знаменит, добр и восхитителен, почему бы ему не влюбиться в красивую женщину? Почему я не подумала об этом?
Несмотря на эти причины, мне было ужасно и страшно стыдно. Стыдно влюбиться в человека, которого я не знала; ужасно надеяться, что он вспомнит то, что произошло в другой стране четыре года назад; кошмарно быть юной, невежественной, беспомощной и настолько глупой.
— Я должна идти, — резко сказала я, чувствуя ком боли в горле. — Мне нужно идти.
Мерлин понял это, но ничего не сказал, просто кивнул.
— Ты хорошая девушка, Грир. И ты заслуживаешь счастья. Я лишь прошу тебя не торопиться и придержать поцелуи еще на какое-то время. И когда-нибудь, ты тоже найдешь свое «долго и счастливо».
Я не хотела слушать, и уже тем более мне не хотелось давать подобные обещания. Я хотела Эша, и сегодня днем во дворе свершилась моя судьба. Я была обречена желать его, не имея возможности получить, и, как леди Шалотт, я буду ткать картины моей боли и преданности долгие годы.
— Прощайте, — пробормотала я, проглотив ком в горле, и отвернулась.
Мерлин остался в тени. Его взгляд, словно железные цепи, тянул меня вниз, а ужасные слова преследовали меня. У меня было жалкое предчувствие, что это чувство будет мучить меня много лет. Мое проклятие, наказание за преступление, которое я не могла остановить, даже сейчас.
Проклятье за поцелуй. Вот что делают колдуны, разве нет?
Я знала, что не смогу сдержать слезы. Я не опускала головы пока шла, так быстро, как было возможно, фактически не видя ничего перед собой, обходя слегка выпивших бизнесменов, лоббистов и сенаторов штатов, стараясь не врезаться в низкие диваны и стеклянные столы, смутно вспоминая, что лифт находился в центре внутреннего дворика.
И, конечно, направляясь неизвестно куда, пока мои мысли был заняты словами Мерлина, и сердце сжималось от смертельной раны, я споткнулась и не заметила, как на ходу врезалась в твердую грудь Эша.
Я не знала, что он был там, на самом деле я пыталась не приближаться к нему, но как только я приложила руки к его твердой груди, как только он ухватил меня за локти, чтобы поймать меня, — я узнала его. Это тело и эти руки… память о них навсегда осталась у меня в голове. Четче, чем
Мои щеки вспыхнули от унижения, пульс подскочил, и грудь сжалась от тяжести этого момента. Меня удерживал единственный мужчина, которого я когда-либо хотела для этого… и в то же время я знала, что нужно уничтожить эту фантазию. В тот же время я осознала, что он собирается жениться на другой женщине.
«Беги, беги, беги прочь», — закричал мой ум в трусливом крике паники, но мое тело жаждало его прикосновений, умоляло придвинуться ближе к нему, раствориться в этом моменте навсегда.
Я дышала, но голос пропал. Он украл его.