Американские трагедии. Хроники подлинных уголовных расследований XIX–XX столетий. Книга I

Думается, здесь сработало несколько причин. Во-первых, присущая нарциссам склонность преувеличивать собственные интеллектуальные качества, при этом недооценивания окружающих. Эта завышенная самооценка проявлялась не только во время следствия, но и всю первую половину судебного процесса. Для любого нормального человека суд — это тяжелейшее психоэмоциональное испытание, мучительное и даже оскорбительное, но для самовлюбленного эгоиста, суд — это лишь новая возможность доказать собственное интеллектуальное превосходство. Такой человек уверен в том, что знает и умеет больше других, он не сомневается в собственных актёрских талантах и когда потребуется сумеет произвести желаемое впечатление на любого. Апломб и самоуверенность людей этого сорта в повседневной жизни часто помогает им достигать желаемого, но в правоохранительной системе работают люди, малочувствительные к талантам подобного рода. То, как скисал Дюрант во время суда, явственно продемонстрировало перемену его настроения, завышенная самооценка стала сменяться более трезвым взглядом, но к тому времени Теодор наврал уже столько, что посчитал за благо не признавать этого.

Во-вторых, на поведение Дюранта определенным повлияло то, как ловко он отбил поначалу подозрения в убийствах Юджина Уэйра и Бланш Ламонт. Ведь при расследованиях обоих преступлений он опрашивался полицией. При расследовании убийства Юджина он вообще не вызвал никаких подозрений, а в случае убийства Бланш Ламонт успешно доказал собственную непричастность. С самого начала Теодор был в числе подозреваемых, но недюженное самообладание помогло ему обмануть детективов. Этот успех укрепил его самодовольство и вселил уверенность в том, что ему удастся и впредь манипулировать правоохранительными органами.

В-третьих, Теодор явно не понимал, какая сила в лице детективов ему противостоит и как станет работать с ним полиция. Дюрант рассуждал механистически и формально, сильно упрощенно, примерно по такой схеме: ключи от церкви есть у 4-х человек, поэтому если трупы найдут, то под подозрением окажусь не я один, а все четверо и я — не самый подозрительный из их числа. Он не представлял насколько дотошно полиция станет проверять alibi и всерьёз уповал на то, что сумеет «перевести стрелки» на других. Именно по этой причине Дюрант озаботился восстановлением конспектов пропущенных лекций только после ареста! И то, что он успел переписать нужный ему конспект и представить его прокурору Барнсу, лишь укрепило Теодора в самодовольной уверенности в собственном интеллектуальном превосходстве. Эта иллюзия очень приятна, но лукава и очень опасна. Она тешит гордыню, но ведь не зря же Православная доктрина учит нас, что гордыня — матерь грехов человеческих. Все пороки, весь человеческий срам и людское непотребство вырастают из уверенности в собственной исключительности.

В конечном счёте эта уверенность сыграла с Теодором Дюрантом самую дурную шутку из всех возможных. Она привела его на виселицу.

1906 год. Убийцы с газовой трубой

Начать следует, по-видимому, с того, что ранним утром 18 апреля 1906 г. в Калифорнии произошло одно из наиболее разрушительных землетрясений в истории США. Смещение грунта отмечалось на протяжении почти 480 км. вдоль границы разлома Сан-Андреас. Подвижки грунта, достигавшие на протяжении сотен километров величины около 10 метров, привели к разрушениям транспортной инфраструктуры, бесчисленным обрывам линий телефонной связи и электроснабжения. Разрушительные последствия буйства стихии многократно усилили пожары, вызванные повреждением бытовых газораспределительных сетей и неумелые действия пожарных. Последние надумали остановить распространение огня встречными подрывами зданий, но сделали этим только хуже, поскольку неграмотно устроенные взрывы привели к новым возгораниям.

Хотя само по себе землетрясение вместе со всеми афтешоками оказалось сравнительно непродолжительным, последовавшие пожары бушевали более 4 суток и оказались по-настоящему опустошительны для большого числа населенных пунктов.

События тех дней наибольший ущерб причинили, пожалуй, городу Сан-Франциско. По различным оценкам без крыши над головой тогда оказалось около 250–300 тыс. горожан, что превышало половину численности его жителей (~410 тыс. человек). Паралич городского хозяйства крайне болезненно отразился на всех сторонах жизни большого города, но наиболее зримо это выразилось в разгуле преступности. Всеобщая паника и неразбериха сами по себе являются прекрасными провокаторами криминальной активности, но в Сан-Франциско они усугубились довольно неловкими действиями городской администрации, надумавшей в целях экономии сократить штат полиции.