Далее Фрэнк Уолш обратился к судье Лэтшоу с прошением предоставить ему, адвокату Уолшу, всю переписку, которую вели между собой Джон Пакстон и доктора из Иллинойса Хектоен и Хейнс. Это прошение адвокат подавал и ранее, во время работы Большого жюри и в самом начале этого процесса, но всякий раз Уолш получал отказ. Тем не менее, после обращения адвоката в самом начале процесса судья Лэтшоу обязал обвинение собрать всю эту переписку и отдать на хранение ему, судье Лэтшоу, дабы не допустить утраты документов, возможно, представляющих определенную ценность для Правосудия.
И вот теперь адвокат вторично попросил судью передать для ознакомления указанные письма. Судья после некоторых раздумий решил удовлетворить прошение адвоката, видимо, впечатленный тем, как Уолш сумел неожиданно перевернуть показания доктора Холла.
Лэтшоу распорядился принести из его кабинета нужную папку, и получив её из рук судебного маршала, передал Уолшу со словами: «Я всё прочёл, не знаю, чем это может вам помочь!»
Заседание было прервано на время, необходимое для того, чтобы Фрэнк Уолш прочитал содержимое папки и сделал необходимые выписки. На это потребовалось около 40 минут. Возвратившись с папкой в зал заседаний, адвокат передал её судье, нарочито громко его поблагодарил и добавил, что в полученных бумагах нет самого главного документа – акта об исследовании на наличие стрихнина рвоты Маргарет Своуп и капсулы, выброшенной доктором Хайдом в снег. Между тем, такой акт существовал и из него следовало что в обоих случаях стрихнин не был найден!
Что самое интересное, ни судья, ни прокурор Конклин не стали оспаривать сказанное Уолшем. Его отличная информированность о скрытых деталях проведенного окружным прокурором расследования теперь уже не вызывала сомнений и в споре с адвокатом следовало проявлять крайнюю осторожным. Вдруг адвокат готов подтвердить свои слова и это подтверждение лишь создаст обвинению новые проблемы?
Заседание продолжилось. Обвинение вызвало в качестве очередного свидетеля доктора Эдкинса (Adkins), работавшего в Индепенденсе и на протяжении многих лет близко знавшего Полковника Своупа. Свидетель оказался весьма лаконичен и уклончив в суждениях, по его словам физическое состояние Томаса Своупа не давало оснований предполагать смерть по естественным причинам, но Эдкинс в последнее время не очень плотно общался с Полковником, так что…
После Эдкинса место свидетеля занял доктор Людвиг Хектоен. Следует иметь в виду, что свидетели до их вызова в зал судебных заседаний, содержались в полной изоляции в отдельной комнате под охраной судебного маршала. Они не знали, что происходит в зале заседаний и к ним никто не мог войти для того, чтобы пересказать последние новости и тем повлиять на показания. То есть Людвиг Хектоен ничего не знал о том, что Фрэнк Холл признал факт грубого повреждение мозга Полковника Своупа во время эксгумации. Обвинение понимало, что Хектоена как-то надо предупредить о том, что его маленькая тайна стала известна не только защите, но и всем присутствовавшим в зале, а потому нельзя допустить, чтобы Хектоен солгал под присягой и был пойман на лжи… Но как это сделать без грубейшего нарушения процедуры?
Желательно было бы перенести допрос на следующее заседание, к которому Хектоен успел бы подготовиться, в том смысле, что видоизменил бы надлежащим образом свои показания, но как это сделать? Оставалось лишь тянуть время. С этой целью допрос начался издалека: как доктор Хектоен оказался подключён к этому делу? почему был привлечён к исследованиям доктор Хейнс? а когда это произошло? а когда специалисты из Чикаго отправились в Индепенденс?
Но сколько не тяни время второстепенными вопросами, а необходимо было переходить к допросу по существу! Когда Людвига Хектоена попросили рассказать о том, как проходила процедура эксгумации, Хектоен на голубом глазу принялся живописать, какой он молодец и как хорошо сделал свою работу. Дословно это прозвучало так: «Сначала мы удалили мозг. Не было никаких повреждений. Орган был в норме, за исключением нескольких мелких кровеносных сосудов, утолщавшихся в основании головного мозга.» (Дословно: «We first removed the brain. There was no injury to it. The organ was normal with the exception of several small blood vessels being thickened at the base of the brain.»)
И тут в зале раздались смешки. Ещё бы, люди полтора или два часа назад своими ушами слышали про то, как судебный медик, извлекая замороженный мозг из черепа, раздавил его руками, а теперь этот медик, не моргнув глазом, рассказывает про "отсутствие повреждений".
Хектоен явно сообразил, что реакция в зале имеет под собой некую основу, хотя и не мог знать какую именно. Понял это и проводивший допрос прокурор. Понял и судья Лэтшоу.