В октябре 1922 г. персонал больницы установил, что Эрл готовился к побегу, в его вещах найдена пил. После этого пациента поместили в камеру во всём аналогичную тюремной.
Больной долгое время симулировал улучшение и позитивную динамику, но в конце концов ему это надоело и начиная с января Эрл вернулся к своему естественному состоянию. Он начал скандалить, принялся настаивать на том, что не сумасшедший и подлежит освобождению, стал жаловаться на отсутствие сна. В период с января по апрель 1923 г. предпринял 4 неудачных попытки побега. К пациенту вновь применены жёсткого дисциплинарного характера [кандалы, длительное обездвиживание].
Эрл на некоторое время присмирел. Но в июле он перешёл к новой тактике, надо сказать, довольно смешной и неумной. Больной принялся шантажировать администрацию отказом от помощи другим больным и отказом от лечения. И то, и другое выглядело одинаково глупо. Дело заключалось в том, что возможность помогать другим больным являлась привилегией и объективно была намного полезнее самому Эрлу, нежели администрации. А угроза отказаться от лечения вообще выглядела смехотворно по той причине, что лечение пациента в госпитале отнюдь не являлось добровольным и его согласие или желание никого не интересовало. Не хочешь принимать лекарство – будешь получать его принудительно, вот и всё!
Свой бестолковый шантаж Эрл подкрепил требованием разрешить ему гулять в «переднем» дворе госпиталя, где не было строгой охраны и, разумеется, никто это требование выполнять не стал. Летом того же года в истории болезни Эрла Нелсона появилась запись, гласившая, что «больной имеет плохую репутацию». Имелась в виду репутация не только среди медицинского персонала, но и среди других пациентов госпиталя. Обычно такая запись означала, что больной являлся источником проблем для других больных, например, в случае их запугивания, принуждения к сексу и т. п.
2 ноября 1923 года Эрл совершил-таки успешный побег! Очутившись на воле, он вполне ожидаемо прибежал к тётушке Лили, та его накормила, одела в костюм мужа и отправила с глаз долой, сказав, что его станут искать в её доме. Эрл согласился с этой здравой мыслью и отправился гулять. Тётушка ту же сняла телефонную трубку и позвонила в госпитал. Через день – 4 ноября – полицейские поймали Эрла на улице и водворили обратно в лечебницу в Напе.
На этом история болезни, переданная канадским властям обрывалась. Эрл Леонард Нелсон оставался в госпитале до 10 марта 1925 г., то есть ещё 16 месяцев, но история болезни не содержит никакой информации о том, что же происходило с пациентом на протяжении этого весьма немалого срока. Понятно, что ничего хорошего Эрла по возвращении в госпиталь не ожидало. Видимо, последовало ужесточение режима пребывания, наложение каких-то очень строгих мер дисциплинарного воздействия – обо всём этом мы можем только догадываться. Удаление из истории болезни записей за период с 4 ноября 1923 г. по 10 марта 1925 г. означает, что госпитальная администрация не сочла возможным предать огласке этот материал.
Но из показаний, данных Мэри Феррал, женой Эрла, канадской прокуратуре нам известно, что в ноябре 1924 г. ей была предоставлена возможность навестить мужа. Мэри нашла его слабым, меланхоличным, пребывавшим в глубокой депрессии. Эрл заявил, что не находит в себе сил, чтобы жить, и перережет вены, едва получит такую возможность.
И потому очень неожиданно выглядит последняя запись в истории болезни, относившаяся к 10 марта 1925 г.: «Выписан ввиду улучшения состояния» («Discharged as improved.»). В чём выразилось улучшение состояния Эрла и имело ли оно место в действительности – то нам неведомо, точнее, никому неведомо. Этого, скорее всего, не знал и сам автор.
Похоже, что врачи отчаялись подкорректировать больного и решили предоставить его судьбу естественному ходу событий.
Однако, дело о нападении на Мэри Саммерс официально оставалось незакрытым. В принципе, Эрла Нелсона, как якобы излечившегося, можно было отдать под суд, но… до суда дело не дошло. Верховный суд Калифорнии по прошению адвоката Эрла посчитал недопустимым судить последнего на основании обвинительного заключения, подготовленного в 1921 году. Окружная прокуратура подготовкой нового обвинения себя утруждать не стала и преследование Эрла Феррала формально было прекращено 13 июня 1925 года за истечением срока давности.
Учитывая то, какие последствия имело это решение, остаётся лишь сожалеть о продемонстрированном окружной прокуратурой формализме. Если бы Эрла Нелсона летом 1925 г. отправили бы за решётку годков, эдак, на 10, то сколько людей остались бы живы!