Американские трагедии. Хроники подлинных уголовных расследований XIX–XX столетий. Книга IV

Поэтому следует ясно понимать, что все разговоры о крови в различных помещениях 2-го этажа карандашной фабрики имеют характер несколько абстрактный. Даже в том случае, если бы никто и никогда вообще не видел кровь в фабричных помещениях ранее, сие никак не доказывало связь найденных следов с убийством Мэри Фэйхан. Никаких строго научных данных, основываясь которых можно было бы аргументированно обосновать происхождение крови от убитой девочки, в распоряжении американских судебных медиков в то время не имелось.

В первый же день работы коронерского жюри был допрошен Ганнт, который, напомним, хорошо знал как саму убитую девочку, так и её семью. Свидетель — в тот момент ещё фигурировавший в статусе подозреваемого — заявил, что ему ничего неизвестно о жалобах Мэри на Лео Франка — ни о чём подобном он не слышал ни от самой девочки, ни от её матери. Чтобы внести ясность и более не возвращаться к этому вопросу, сразу уточним, что и мать Мэри также никогда не слышала от неё жалоб на неподобающее поведение кого-либо по месту работы.

На следующий день — около 18 часов 1 мая — Ганнт был освобождён из-под стражи, как человек, полностью очистившийся от каких-либо подозрений.

Также коронерское следствие уделило определенное внимание решению вопроса о происхождении 2-х записок, найденных в куче опилок под головой убитой девочки. Члены жюри сошлись в том, что записки находятся в прямой связи с преступлением, они оставлены убийцей для наведения правоохранительных органов на ложный след. По этой причине важно выяснить, кем именно были написаны записки, найденные подле тела убитой девочки.

Три эксперта-почерковеда заявили, будто упомянутые записки вышли из-под пера Ньюта Ли, ещё 2 высказались неопределенно, в том смысле, что представленный к сравнению материал не позволяет сделать какой-либо доказательный вывод. Говоря о почерковедческих экспертизах той поры, следует понимать их условность и неточность. Специалисты, именовавшие сами себя «экспертами», обычно исследовали механику исполнения рукописного текста, т. е. присущую автору манеру слитного написания групп букв и их отдельных элементов. В качестве экспертов обычно приглашались преподаватели письма (каллиграфии) из обычных школ. Известны также случаи, когда в роли экспертов оказывались артисты оригинального жанра, специализировавшиеся на имитации почерков разных людей и демонстрировавшие подобные фокусы во время представлений. На рубеже XX столетия проблема фальсификации документов интересовала в США частный сыск в большей степени, чем государственные органы охраны порядка. Это было связано с тем, что Ассоциация американских банкиров при расследовании банковских мошенничеств обычно обращалась к услугам частных сыскных агентств [прежде всего Пинкертона], а вовсе не к территориальным полицейским службам. Лишь к рубежу 1920-х гг. изучением почерков и установлением их принадлежности стали на систематической основе интересоваться сотрудники правоохранительных органов.

Нельзя сказать, что выводы тогдашних специалистов по почерку были всегда неточны, но теоретическая база графологической экспертизы в принципе в те годы была плохо разработана. Многие важные элементы письма — такие как изменение нажима при движении пера, расположение точки входа после пробела и пр. — тогдашними специалистами во внимание вообще не принимались. Эксперты той поры оперировали набором примерно из 2 десятков признаков, на которые только и обращали внимание. Большинство экспертиз выполнялись буквально «на коленке», без рассмотрения рукописного текста под увеличением и без фотографирования его значимых элементов.

Поэтому выводы «экспертов-графологов», заслушанных коронерским жюри, переоценивать не стоит, им цена — полушка в базарный день.

Ночной сторож Ньют Ли согласился свидетельствовать перед коронерским жюри, хотя по законам штата Джорджия обвиняемый мог отказаться от этого. Тем не менее, Ньют не воспользовался правом молчать и в деталях повторил ту же историю, которую на протяжении предшествующих дней постоянно пересказывал на допросах в полиции. В его рассказе труп по-прежнему располагался головой в направлении двери из подвала [то есть, на запад], в то время как полицейские нашли его лежащим головой в противоположную сторону. Вообще же, Ньют в своём рассказе не изменил практически ни единого слова — начав давать показания в ночь с 26 на 27 апреля он в последующие дни и недели повествование своё не менял и от сказанного не отрекался.