Заголовки газет, извещавшие о начале работы коронерского жюри 30 апреля, обещали читателям интригу: «NO SOLUTION DISCOVERED IN THE ATLANTA MURDER. Negro Night Watchman Slicks to His Story. Many Witnesses Were Heard at Inquest Yesterday. More Arrests Are Expected.» («УБИЙСТВО В АТЛАНТЕ НЕ НАХОДИТ РАЗВЯЗКИ. Чернокожий ночной сторож цепляется за свою историю. На вчерашнем заседании заслушано множество свидетелей. Ожидаются новые аресты.») Газетчики оказались правы — 1 мая действительно последовал ещё один арест.
Ньют рассказал членам жюри о принуждении со стороны допрашивавших его полицейских. Фактически речь шла о пытках, хотя это слово ни разу не было употреблено ни весной 1913 г., ни позже.
Поскольку вопрос о применяемых полицией Атланты методах воздействия на подозреваемого перешёл в плоскость публичного обсуждения, «законникам» пришлось подумать над разъяснением того, как же ведётся расследование. Шеф детективов Ньюпорт Лэнфорд уклончиво признал, что допросы Ньюта Ли действительно «длились много часов» и имели «третью категорию строгости». Автор считает нужным заметить, что «категории строгости допросов» — это особое местное изобретение, призванное помочь избежать употребления таких понятий, как «пытка», «палачество», «принуждение к даче показаний», «незаконные приёмы ведения следствия». Лишение сна относилось ко «второй категории строгости», а «третья» предполагала деление допрашивающих на «хороших» и «плохих». Как несложно догадаться, первые из них увещевали и обещали подозреваемому снисхождение, а вторые — запугивали. Существовала и «четвёртая категория строгости», предполагавшая создание допрашиваемому «крайнего неудобства», а подобным определением, согласитесь, назвать можно очень многое — от подвешивания, до обездвиживания или помещения под мощную струю воды из брандспойта [что равносильно сильному избиению].
А вот Лео Франк от дачи показаний перед коронерским жюри отказался, воспользовавшись правом не свидетельствовать по собственному делу.
Кстати, жалоба Ньюта Ли на пытки полиции возымела эффект. На следующий день — 1 мая 1913 г. — он и Лео Франк получили-таки из суда арестные ордер
«Фултон-тауэр» — тюрьма округа Фултон в городе Атланта, в которой содержались подозреваемые по «делу Мэри Фэйхан».
В пятницу 2 мая репортёр газеты «Конституция Атланты» посетил Ньюта Ли и Лео Франка в тюрьме. Ничего особенно интересного арестанты ему не сказали — оба заявили о своей невиновности и выразили уверенность в том, что суд во всём разберётся и защитит честное имя каждого.
Подавляющее большинство допрошенных коронерским жюри свидетелей давало либо весьма положительную характеристику Лео Франку, либо благожелательно-нейтральную. Конкретно это выражалось в том, что свидетели утверждали, что не замечали со стороны управляющего навязчивого внимания или заигрывания с подчиненными девушками, скабрезностей в их адрес, бестактных предложений и т. п. На вопрос о том, известны ли им случаи когда Лео Франк оставался в своём кабинете наедине с работницами? свидетели отвечали отрицательно. Таких свидетелей было очень много — счёт их числа шёл на многие десятки, перечислять их здесь поименно незачем именно ввиду многочисленности и невозможности выделить наиболее важные свидетельства.
Подавляющее большинство работниц карандашной фабрики компании NPCo в целом характеризовали управляющего Лео Франка весьма положительно. Его называли человеком, заслуживающим доверия, а на вопросы о возможных домогательствах или неэтичном поведении свидетели отвечали отрицательно. Число лиц, давших подобные показания, очень велико — около 100 — перечислять их по именам вряд ли нужно [да и невозможно]. На этой иллюстрации показаны некоторые из девушек, давших сугубо положительную характеристику Лео Франку (слева направо): Марджори МакКорд, Опи Дикерсон, Айда Миллер и Айва Фэйхан.
Однако правоохранительным органам удалось обнаружить свидетелей, охарактеризовавших Лео Франка и его отношение к Мэри Фэйхан совсем иначе. Так, например, некая Дьюи Хьювелл (Dewey Hewell) рассказала об этих отношениях в следующих выражениях: «Я работала на карандашной фабрике четыре месяца. Я уволилась в марте 1913 года. Франк разговаривал с Мэри Фэйхан два или три раза в день в [помещении] металлического участка. Я видела, как он держал руку на её плече. Он обращался к ней «Мэри». Он вставал довольно близко к ней. Он наклонялся, [заглядывая] в её лицо»[21]
. А когда у мисс Дьювелл поинтересовались, наблюдал ли кто-либо ещё подобное общение Лео Франка с Мэри Фэйхан, девушка ответила: «Все остальные девушки находились там в то время, когда он разговаривал с нею. Я не знаю, о чём он беседовал с нею».