Американский брат

Джон спустился вниз, попрощался с двумя парнями, дежурившими у служебного входа, сел в машину Лики. Только сейчас он вспомнил, что действительно как-то обещал сходить с ней то ли на театральную репетицию, то ли на премьеру какого-то спектакля, но за делам обо всем забыл.

– Мне очень важно знать твое мнение, – густо накрашенные губы Лики блестели в полумраке. – Мы прокатаем этот спектакль в Москве. А потом, может быть, повезем его в Америку. Там есть один опытный продюсер, он возьмется за рекламу и все такое.

Лика замолчала и рванула машину с места.

– Как поживает Томас? – спросила она, не отрывая взгляда от дороги. – Наверное в тюрьме несладко…

– Он немного нервничает. И снова стал курить. Потому что вокруг все курят.

– Бедняга. Как мне его жаль…

Лика всегда спрашивала о жизни брата, это был неподдельный искренний интерес. Томас закрутил любовь с Ликой года полтора назад, но со временем остыл, или остыла Лика, – точно никто не знает. Познакомившись с Томасом, Лика решила женить его на себе, но отступила, узнал, что тот готов гульнуть с красивой женщиной, но не готов уйти от законной жены. А дальше началась интрижка с Джоном. Они встретились на какой-то светской вечеринке. Это была отвратительная попойка, – слишком много водки и слишком мало закуски, и та несъедобная. Джон с Ликой ждали в коридоре, когда освободится туалет, но там заперлась молодая парочка, которая то ли занималась любовью, то ли блевала.

Случайное знакомство превратилось в глубокое романтическое приключение, но Лике оно надоело, как ей надоедает все на свете, – однажды она сообщила, что у любовников слишком противоречивые характеры, и вообще они люди из разных миров, им нельзя существовать под одной крышей, нельзя строить долгосрочные отношения, – все равно ничего не получится, – но они могут остаться добрыми друзьями. Наверное, она пришла к выводу, что Джон – легкая и неинтересная добыча, да и человек не слишком значительный, – всего лишь охранник из банка. Секс без перспективы замужества за мужчиной с большим сердцем и толстым кошельком – интереса не представлял.

В настоящее время Лика переживала бурный роман с одним государственным чиновником, таким важным и высокопоставленным, что его имя и должность можно произносить вслух только шепотом. Чиновник, разумеется, женат, но жена то ли слишком стара, то ли нездорова, – у Лики появился реальный шанс схватить удачу за хвост.

* * *

Лика ездила быстро, через двадцать минут она остановилась в незнакомом переулке, вышла и, вцепившись в руку Джона, потащила его через проезжую часть и занесенный снегом двор к служебному входу, и дальше, какими-то темными коридорами в зрительный зал. Театр был старинный, лепной потолок, расписанный нимфами и херувимами, плюшевая обивка мягких кресел пропахла нафталином.

Спектакль уже начался. Первые четыре ряда занимали гости, которых пригласил режиссер, и журналисты. Пришлось довольствоваться местами в глубине партера, согнувшись, пробрались вдоль ряда кресел, Лика стянула короткую шубку из стриженной норки, подкрасила губы и сказала, что сейчас, – один из главных моментов спектакля, – возвращения сына из Америки. В свете софитов интерьер комнаты: голое окно, железная кровать на ней раскрытый чемодан. У рампы застыла старуха с длинными всклокоченными волосами, одетая в серое рубище. Безумными выпученными глазами она буравила темное пространство зала и, кажется, готова была разразиться безумным криком.

– Это мать, – шепнула Лика.

На сцене появился мужчина с одутловатым лицом алкоголика, еще не вышедшего из запоя. Следом вошла женщина средних лет. Они встали возле кровати, мужчина начал копаться в чемодане. Вытащив темный платок, подошел к всклокоченной старухе и сказал:

– Вот возьми, мать, гостинчик из Америки.

Старуха вышла из оцепенения стала ощупывать и разглядывать платок. Смахнула непрошенную слезу.

– Сынок, зачем же ты тратился. Не надо было.

– Это недорого, мама.

Мать, давясь слезами, продолжала стоять возле рампы, прижимая к груди платок. Мужчина с синеватым лицом снова полез в чемодан, зашуршал бумагой. Он развернул и вручил женщине, видимо, сестре неказистое платье, серо-черное, ситцевое, с рукавом средней длины и белым воротничком, такие вышли из моды сто лет назад. Сестре почему-то неловко брать подарок. Она мнется, разглядывает платье:

– Ну что ты… Не ожидала. Спасибо. В Америке сейчас это носят?

– Это самое модное.

Сестра тоже вытирает слеза. Мать отходит от рампы, ее место занимает сын, он говорит в зал, зрителям:

– Наелся я их еды, надышался воздухом чужбины… Бывало, еду в их душном метро и хочется мне выйти. Но не на Бродвее, а на Арбате. Заговорить со случайным прохожим, посмотреть на Москву, заглянуть в родные лица горожан. Мечтал погулять по осеннему лесу. Вдохнуть запах прелых листьев, сырости, грибов…

Он бросился к матери, обнял ее, потом опустился на колени стал исступленно целовать ее натруженные руки. Но этого мало, – человек наклонился ниже, стал целовать доски сцены.

– Ну, как тебе? – прошептала Лика. – Пробирает?