– По-моему, они слишком много плачут. Только этим и заняты.
– На премьере весь зал плакать будет.
– Такие платья в Америке не носят.
– Платья… Поднимись над прозой бытия. Тут надо душой чувствовать. Весь смысл в предельной искренности. В этой материнской слезе.
– Тогда я умолкаю. Ты автор пьесы?
– Писал один журналист. Это его дебют. А я дорабатывала и вообще… Я соавтор.
– А каким образом это произведение удалось протащить на сцену и поставить в театре? Я не хочу сказать, что пьеса плохая, даже наоборот… Но ведь пьес много, а театров мало.
– Театров тоже много. Но мне помог один человек… Ну, мой Борис. Он просто снял трубку, позвонил кому надо, заместителю московского мэра, – и вопрос был решен за десять минут. Теперь об этом спектакле будут писать все газеты…
Джон вспомнил записи разговоров, сделанные в комнате для особо важных гостей. Одним из посетителей оказался Борис Туров, теперешний ухажер Лики. Интересно, что предпримет Лика, если узнает, какие огромные деньги держит Борис в одном из московских банков? Ясно, она усилит свой натиск… А ведь в московском резервном коммерческом банке не все деньги Бориса, далеко не все. Недавно о состоянии и заграничной недвижимости Турова один журнал напечатал пространную статью. Автор статьи ошибся в оценках, – у Бориса больше денег, гораздо больше…
– Он зовет тебя замуж?
– Звал. Я в раздумье. Мы встречаемся у меня раз в неделю, после работы, по четвергам. И этого мне пока хватает. Брак, совместное ведение хозяйства, проза бытия, – убивают любовь. Это мое убеждение.
– А если серьезно, без жеманства?
– Он уйдет от жены. Я скажу "уходи" – и он уйдет. Одно слово – и Борюсик мой. Я не просплю его, как Наполеон проспал Ватерлоо. Я выиграю эту битву у его старой грымзы. Она пытается удержать мужа, но победа все равно будет за мной. Кстати, когда ты вернешь ключ от моей квартиры?
– Как только буду проезжать мимо твоего дома. Остановлюсь и опущу его в твой почтовый ящик.
– Не забудь. А то я вас, мужчин, знаю. Вы уходите, но ключи оставляете у себя, чтобы однажды свалиться как снег на голову.
Через полчаса публика переместилась в фойе, где расставили столики и четыре музыканта наигрывали мелодии шестидесятых годов. Прилавок с вином, водкой и пивом поставили с одной стороны, с противоположной – буфет с закусками. Поэтому народ не стоял на месте, а находился в движении, перемещаясь между столов от еды к выпивке, справа налево и обратно.
Лика обнималась со всеми подряд, висла на чьих-то плечах, плакала, радовалась и расплескивала вино из бокала. То и дело на фуршет прибывали новые гости, и тогда компания взрывалась криками и аплодисментами. Джон, никем не замеченный, сидел за дальним столиком, он ел пиццу и сырные палочки, запивая их пивом.
Радом устроилась некая Кира, женщина лет тридцати с вытянутым, всегда бледным и печальным лицом. Она одевалась с потрясающим вкусом, по моде тридцатых годов, она оставалась флегматичной в любых ситуациях и никогда не улыбалась. Среди своих слыла великим экспертов в области моделирования одежды. Она приканчивала второй стакан красного вина, равнодушно разглядывала гостей и взмахом руки или едва заметным кивком головы отвечала на приветствия. Почему-то Кира присутствовала на всех богемных мероприятиях, знала пол-Москвы. Разумеется, она писала стихи, говорят, гениальные.
Еще говорили, что она живет в долг, и долги совершенно астрономические и продолжают расти. Но совсем скоро, буквально со дня на день, Кира получит огромное наследство и навсегда покончит с долгами: ее отец, в прошлом большой человек в правительстве, сейчас доживает последние дни и часы. Он слег года три назад, врачи сказали сразу – уже не встанет. В обществе Киру называли "девушкой, которая ждет наследства", считалось хорошим тоном спросить ее о здоровье отца.
– Ну и как тебе эта кондовая пропаганда? – спросила Рита. – Сюжет воистину фантастический: на родину приезжает этнический русский, проживший полжизни в Америке. Он там успешный бизнесмен, но возвращается. Непонятно зачем. Говорит, что ему хочется чего-то там понюхать. То ли грибы, то ли еще что-то. Но я ему не верю. Принеси мне красного вина…
Джон вернулся с вином и стал доедать свою пиццу.
– Совсем забыл. Как здоровье отца?
– Спасибо, хорошо. То есть плохо. Он уже на краю… Недолго осталось.
– Мужайся.
– Ты видел последнюю модель "Ягуара"? – Кира не ждала ответа. – Наверное, я слишком много трачу. Так мне говорят… А я не могу не купить вещь, если она мне нравится. Ну, нельзя ж ругать меня за то, что я такая. Правильно?
– Конечно.
– С кредитом у меня нет проблем, – лицо девушки, ожидающей наследства, оставалось бледным и печальным, только алые губы горели, как у вампира, насосавшегося крови. – Все знают, кто мой отец. И все знают, как он богат. Баснословно, фантастически… А я его единственная дочка. Больше состояние наследовать некому. Но я готова взвалить на свои хрупкие плечи этот крест и понести его… Да, далеко. Кстати, я звонила тебе на прошлой неделе. Хотела пригласить… Но сейчас уж поздно.