Американский брат

Он быстро собрал вещи в спортивную сумку и попрощался. Вышел на улицу, огляделся по сторонам. Падал снег, возле гостиницы стояли несколько такси. Джон сел в первую машину и попросил отвезти до вокзала, и поскорее, поезд на Москву уходит через двадцать минут.

Глава 20

Джон пересчитал деньги дважды, – ровно пятьдесят тысяч долларов. Резинкой скрепил пачки поперек, опустил в бумажный пакет, на котором стоял логотип фирменной карамели – сердце, – пурпурное на белом, обвязанное игривым бантиком, сверху надпись – «Счастье мое». Он разгладил помятую бумагу ладонью, проверил «Браунинг» сорокового калибра и запасную обойму, положил пистолет на кухонный стол. Торопиться некуда, до встречи, назначенной подполковником Борисом Зудиным еще добрых два часа, а до кафе «Иволга» час езды.

На краю стола несколько писем, полученных сегодняшним утром. Уведомление из спортивного клуба, где сообщают, что абонемент заканчивается через месяц, клуб очень благодарен Джону за то, что три года он посещает тренажерный зал и бассейн и надеется, что так будет и дальше. Мелкими буквами внизу – цена абонемента на следующее полугодие повышена на тридцать процентов.

Год назад ежедневная стопка писем была втрое толще. Бутики сообщали о новых поступлениях, модные галереи о новых выставках, попадались приглашения на посольские коктейли и выпивоны для ВИП персон, с фейерверками или лазерными шоу, где водка и виски лились рекой. Джон всем был нужен и всеми любим. Но сейчас кризис, инфляция, трудности… Дорогие бутики почти не подают признаков жизни, модные коллекции привозят все реже, а цены за год выросли, кажется, вдвое. Если раньше стоматолог принимал наличные рубли, то теперь он от них морщился и шепотом просит доллары. Ну, сейчас на рубли у всех аллергия.

Среди писем попалось извещение от фирмы, которая арендовала квартиры для богатых иностранных менеджеров и дипломатов. Писали, что оплата за следующие три месяца от резервного коммерческого банка не поступала, в связи с этим квартиру, которую занимает Джон, нужно освободить через сорок пять дней. Черт, только этого не хватало. Он подумал, что новую приличную квартиру еще надо поискать, – это потребует времени, кроме того, предстоит переезд, – а это уже – головная боль, и еще какая. На примете есть одна фирма, которая занимается перевозками. Там все упакуют и сложат в маркированные картонные коробки, даже носильные вещи, даже всякую мелочь вроде одеколона и бритвенных принадлежностей. Но вот африканские маски… Эту работу чужому человеку доверить не хочется, надо самому.

Джон смотрел на противоположную стену кухни. Часть коллекции здесь, другая – в коридоре, третья – в большой комнате. Всего сто шестнадцать штук или, как говорят работники музеев, – единиц хранения. В холодном дневном свете маски смотрелись как-то бедно и сиротливо, словно муляжи из папье-маше. Они выглядят притягательными и загадочными, наполняются таинственным обаянием, – только вечером или ночью. Почему-то именно в темное время суток маска испускает флюиды мистики, напоминает о существовании темных тайн человеческой жизни. У каждой такой штучки – своя история, – иногда забавная, иногда страшная.

Вот маска мужчины из дерева, загрунтованного и окрашенного в светло-бурый цвет, она похожа на плохо прожаренное кофейное зерно, только очень большое. Нос небольшой, какай-то неафриканский, вздернутый. Вылезшие из орбит глаза, а вместо зрачков – темные провалы. Изо рта торчат неровные зубы, рот широко открыт, возможно, в предсмертном крике. Лоб очень высокий и выпуклый, словно у мыслителя, а подбородок девичий, совсем узенький. Сверху свешиваются полуистлевшие веревки, заплетенные в косички.

Эти вылезшие из орбит глаза, раскрытый рот, рвущийся изнутри ужас, изменивший черты лица, – рождает тревогу, какое-то душевное неудобство. Хочется отвести взгляд, выйти из помещения. Коллекционер, у которого Джон купил маску, не хотел с ней расставаться. Долго думал и уступил только потому, что срочно понадобились деньги, а больше продавать было нечего, старик уже распродал всю коллекцию. Он сказал, что сам сорок лет назад купил маску в Чаде. Это точная копия лица одного юноши по имени Бозед, сына вождя племени, погибшего на охоте. Известно, что маска была похоронена вместе с юношей, – такое часто бывает, – пролежала в могиле не меньше полувека. Но сохранилась на удивление хорошо.

Приблизительно сто лет назад какие-то искатели кладов разграбили захоронение, маска попала на рынок, потом оказалась в местном этнографическом музее и провисела там почти три десятилетия, но была украдена… У нее длинная и темная история, если уж честно, – история кровавая. Казалась бы, маска рождена самой смертью, она была похоронена, ушла навсегда, но вернулась в человеческий мир, чтобы пробуждать темные чувства, страх и отвращение. Но на самом деле, – хотя в это очень трудно поверить, – она приносит удачу своему хозяину.