– Он сказал, что трудные времена скоро кончатся. А бизнес продолжается. Москва не единственное место, где можно заработать. Есть Европа, Южная Азия. Да мало ли хороших мест… Завтра я увижусь с Томом. Передам ему сигареты, продукты. И объясню, почему мы не будем связываться с апелляцией. Твое свидание сможем устроить, когда Тома доставят колонию, где он будет отбывать срок. Свидания разрешены только родственникам, но мы что-нибудь придумаем.
– Передай ему завтра денег.
– Даже не заикайся об этом, – Моисеев таращил глаза, изо рта несло несвежей селедкой. – Знаешь, что будет, если деньги найдут контролеры? Подвал, где температура, как на улице. И двухразовая кормежка непропеченным хлебом и баландой из помоев. И так неделю. А меня выгонят из коллегии адвокатов, я потеряю все. Практику, деньги…
– Брось, ты рассказывал, что приносил в тюрьмы и передавал клиентам даже героин и кокаин. Все, что угодно. Спирт, наркотики. А деньги – пачками. В тюрьмах есть деньги, их передают через адвокатов. Раньше тебе все сходило с рук.
– Возможно. Но это давно было…
Когда закончили ужин, Джон поднялся в номер, лег на кровать и уставился в экран телевизора. Да, этот вечер он представлял себе иначе.
Томас позвонил, когда Джон уже потерял надежду услышать его голос. Брат был подавлен, но не разбит в дребезги. Он сказал, что за ошибки надо платить, – хотя и не очень хочется этим заниматься. На самом деле, это Инга подвела его под тюрьму, – ее работа. На суде она не сказала и десятка слов в его защиту. Заявила, что была пьяна и плохо помнит события того вечера. Женщины умеют мстить так жестоко, изощренно, как не отомстит самый коварный мужчина. Раньше он не хотел об этом ничего рассказывать, но на самом деле его отношения с Ингой, – совсем не такие, какими их представляет Джон.
Томас Инге ничего не обещал, сразу, как только завязались их отношения, сказал, что он женатый человек и не хочет бросать семью, хоть от этой семьи давно осталось одно название. Инга тоже ничего от него не требовала, но однажды заговорила об этом. Томас будучи в расслабленном состоянии, что-то там ей пообещал, что-то очень неопределенное. С тех пор он иногда спрашивал себя: может быть, и вправду настало время расстаться с Луис. Все равно это не супружеская жизнь, а черти что. Она там, он здесь… И так месяцами, годами. Они почти не общаются, два-три раза в неделю несколько слов по телефону: как дела?
О переезде в Москву Луис слышать не хочет. Иногда ему было трудно вспомнить, как выглядит жена. Да, он подумал: может быть, пришло время кончить эту бодягу. Но дети… Одна только мысль о детях остановила и привела в чувство. Да, он плохой отец, но все равно плохой отец лучше чужого дяди. За пару дней до той чертовой драки состоялся тяжелый разговор с Игной. Том ответил, что никогда не уйдет из семьи, это его последнее слово. Он больше не хочет возвращаться к этой теме. Она рассмеялась, как сумасшедшая, сказала, что Том дурак, – и ушла.
А утром позвонила и ангельским голосом, будто ничего не случилось, спросила, когда он хочет встретиться. Теперь Тому кажется, что Инга сама напросилась с ним в поездку, она словно ждала этой драки, словно сама ее спровоцировала. Сука… Брат всхлипнул, кажется, готовый заплакать, но сдержался.
– У тебя еще деньги есть? – спросил Джон. – Ну, чтобы мне позвонить?
– Есть еще немного. Ладно, братишка, пока. Спасибо, что приехал. Там, в зале заседаний, я тебя не видел, но все равно чувствовал, что ты где-то рядом. Что ты стоишь там на улице. Это мне помогало. Честное слово.
До утра Джон не мог заснуть, было душно, как в бане, но окно не открывалось. За стеной слышались пьяные голоса, без конца кто-то топал в коридоре. Потом стала кричать какая-то женщина, затем она рассмеялась и тут же, без передышки, разрыдалась. Временами казалось, что эта ночь не кончится никогда. Так и не заснув, Джон чуть свет собрался и уехал назад в Москву.
В сером свете дня квартира казалась нежилой, пустоватой и неуютной. Джон сидел перед кухонной стойкой, боролся с желанием промочить горло. Он сказал себе, что в такое время пьют только законченные пьяницы или душевно нездоровые люди. С другой стороны, разница с восточным побережьем Америки – восемь часов, значит, сейчас восемь вечера. Уже можно промочить горло. Он взял широкий стакан с толстым дном, налил водки на полтора пальца, выжал туда немного лимонного сока и бросил толстую дольку. Похоже на чай с лимоном.