Американский экспресс

Изабель, подобно греческому богу, картинно оперся о штакетник и обратился к зрителям с проповедью на испанском языке. О чем он вещал, я не понял. То ли о прелести однополой любви, то ли о помощи голодающим детям в Никарагуа, то ли о предвыборной кампании в России. Но по реакции зрителей было ясно, что он попал в точку, — знатоки стонали в экстазе и постукивали ладонями о край подиума. Под их ритм Изабель принялся выкаблучиваться в таких позах, что даже у меня, человека далекого от этого дела, появилось какое-то странное желание… «Ну их к бесу, — подумал я, — еще, чего доброго, завербуют», — и, прихватив свою банку с колой, двинулся к выходу, заметив боковым зрением, как парень обходит подиум, принимая в карман заработанную денежку.

Я испытывал досаду, что никто не подсел к моему столику, не пытался меня соблазнить. Так я и просидел невостребованным, вероятно, совсем уже выпал в тираж. Конечно, я шучу. А если всерьез — среди знатоков я заметил несколько своих ровесников, а один, что сидел, обняв кого-то за плечи, так вообще был дед, и ничего. «Вероятно, тут собрались гомосеки-антисемиты», — тешил я себя. В следующий клуб мне заходить расхотелось…

Я знал в Петербурге одного гея, даже в романе его описал, в «Коммерсантах» — есть у меня такой роман, о событиях в России 1989–1991 годов, веселенькое было времечко. Так вот, этот гей частенько хаживал в Катькин сад, что напротив Александрийского театра, играл в шахматы на деньги. Бледное, хилое существо. Ноздреватую кожу его рук и лица покрывали какие-то цыпки, остренький, обычно припудренный, носик и напомаженные губы свидетельствовали о том, что он «пассивный» гей. Разве можно было его сравнить с мордастыми и задастыми мексиканцами, что развлекались в ночном клубе на бульваре Санта-Моника в Лос-Анджелесе…

Ну да бог с ними!

«Ахчи» из Кировакана

Променад поначалу меня разочаровал… Впрочем, что можно узреть посреди обычной рабочей недели, глубокой ночью, да еще зимой! Я обходил улицу, чувствуя в себе служебную алчность коменданта учреждения, который производит квартальную опись имущества…

Мальчишка лет четырнадцати, мексиканец, в блестящем облегающем костюме, выделывал телом такие кунштюки, что кривляке Майклу Джексону впору было уйти на пенсию. Невероятно, какую пластику может демонстрировать мальчишеское тело, это надо видеть… Проследить воочию линию его рук и ног не так просто, глаза непостижимым образом фиксируют только след этих движений, получается этакий человек-пунктир. Ради кого он так старается? Вокруг стоят человек пять таких же огольцов. Они выуживают из пакетика чипсы и равнодушно глядят на артиста с видом «и мы так умеем».

Поодаль расположился другой умелец. Вначале я подумал, что посреди Променада воздвигли памятник президенту Линкольну — зеленый, точно на пятидолларовой купюре. Правда, в шляпе со звездно-полосатым окладом. Приблизился, вгляделся в остроносое лицо шестнадцатого президента, освободителя рабов, — вроде президент моргает. Так это живая скульптура! Не впервые я сталкивался с таким способом зарабатывать денежку. И в Москве, и в Питере нашлись подражатели. Но каждый раз я испытывал перед ними чувство вины, сам не знаю отчего. Вообще чувство вины всегда пробуждается во мне при виде нищих. Нащупав в кармане квотер, я бросил его в чашу, что стояла у ног «президента». Мелкая монета квотер. Попрошайки в Америке, как правило, требуют доллар или больше, а за квотер нередко шлют проклятия вслед благодетелю, а то могут и по шее накостылять сгоряча.

А в отдалении требовал к себе внимания другой артист — пожилой мужчина живописного вида. Его седые нечесаные космы падали на широкие плечи, украшенные расписным жилетом. Тонкую талию обтягивал красный платок, из-под которого выпростались потертые джинсы. Облик мужчины излучал королевское достоинство. Резко очерченные губы под сухим птичьим носом сжимали деревянную трубку, через которую фокусник выдувал огромные мыльные шары, запуская в них табачный дым. В разноцветных лучах фонарика шары являли фантастическое зрелище. А тут еще юное дарование с ангельским ликом, сидевшее за клавиатурой электронного синтезатора, неназойливо предлагало собственное сочинение…

Магазины-бутики, антикварные лавки, ювелирные салоны. Особенно завораживали индусские магазины с резными изделиями из дерева и кости. Изображения Будды, танцовщиц, бытовые сценки… Поражала проработанность каждой детали, каждой складки одежды, каждого волоска на шкуре животных. Продавец не ходил за тобой по пятам, как это здесь принято, не канючил, предлагая свои услуги. Магазин-музей — тут посетитель предоставлен самому себе…