Он сказал, что мы должны быть осторожными. Должны быть более чем благоразумны, на самом деле мы должны вести себя так, чтобы слово «благоразумие» казалось дерзким по сравнению с нашим поведением. Ни слова, ни шепотка. Никаких слухов обо мне и Грир, как и об Эше и мне. Мир должен верить, что Грир — Любимица Америки, а я нераскаявшийся Американский плейбой, и нам нужно создать такое восприятие, культивировать его словно урожай. Трист, пресс-секретарь обязан быть в курсе дела, потому что — то, что Кей и Бельведер узнают — было неизбежно, но больше никто не должен знать о нашей троице.
Никогда.
По крайней мере, если Эш хочет переизбраться еще на четыре года.
Я видел, как он прикусил губу из-за слов Мерлина, поэтому забрал свою ладонь из его руки.
— Не смей, — предупредил я его.
Он посмотрел на меня с кротким выражением лица.
— Не сметь что?
— Сам знаешь, — раздраженно сказал я. — Ты точно знаешь, что. Ты отказался от всего, чтобы быть здесь, также как и я…. и ты еще не закончил.
— Он прав, — тихо добавила Грир. — Подумай обо всех тех вещах, над которыми ты до сих пор работаешь. Возобновляемая энергия, перестройка поддержки для ветеранов, государственное образование — не говоря уже о Карпатии. Ты с этим не разберешься и через два года, Эш. Тебе нужно больше времени, а наша страна заслуживает этого от тебя.
— Нужно всё обдумать, — осторожно сказал Эш, глядя на нас. — Это значит еще… сколько, шесть лет игр в прятки?
— Шесть с половиной, — вмешался Мерлин. Эш его проигнорировал, продолжая смотреть на нас.
— Разве это справедливо по отношению к нам?
Грир, будучи представительницей политической элиты, коснулась лица Эша.
— Ты задаешь неправильный вопрос о справедливости. Разве будет справедливо по отношению к этой стране, если ты уйдешь в отставку, несмотря на принесенную личную жертву, на которую мы уже согласились? У нас есть вся оставшаяся жизнь. Мы можем потерпеть шесть лет.
— Шесть с половиной, — снова исправил Мерлин.
Эш вздохнул, но не ответил.
— Ребенок, — произнес Мерлин, словно из ниоткуда. — Еще поможет ребенок.
Мы все повернули головы в его сторону.
Мерлин кивнул Грир, чья рука все еще лежала на лице Эша.
— Мы сделаем много вот таких фотографий, но представьте, насколько лучше они будут выглядеть, если Грир будет беременна.
Мы с Эшем посмотрели на нее, и я знал, что мы оба представляем себе одно и то же — нашу жену с выпуклым животом… беременную нашим ребенком. «Даже неважно, от кого именно будет ребенок», — подумал я про себя, мои глаза проследили ее плоский упругий живот через сарафан. Ребенок может быть нашим, радость может быть нашей…
Только вот, это ведь невозможно, правда? Не в Белом доме, не в тот момент, когда взгляды всего мира направлены на нас. Мне бы отвели роль дяди — холостяка, наблюдателя, даже в том случае, если бы биологически ребенок был бы моим. Сердце защемило от этой мысли.
От лица Грир отхлынула кровь, и Мерлин, казалось, почувствовал жалость.
— Не сейчас, — заверил он, — но оптимально во время компании по переизбранию.
Она покачала головой.
— Нет, вы сказали не это… Я имею в виду «да», но… — ее серебристые глаза нашли мои и Эша. — Я не принимала противозачаточные таблетки со дня свадьбы. Я просто… из-за всего того, что произошло, я не…
Она выглядела так, словно вот-вот заплачет. Странно, я чувствовал тоже самое, но не был уверен, почему. Страх? Волнение? Сколько раз мы с Эшем кончали в нее с тех пор? Каковы были шансы? Насколько велики?
Хотел ли я, чтобы они были огромными?
Думая об этом сейчас, на следующий день после разговора и на другом конце страны, я все еще не могу ответить на этот вопрос. Если Грир беременна, то это всё меняет. Если же она еще не беременна, но мы всё-таки, решим, что у нее должен быть ребенок, то это всё равно многое изменит.
«Не забудь о своем свидании», — прислала мне сообщение Трист.
Вздыхаю. Гребаное свидание. Я веду на ужин свою старую секс-партнершу, засвечиваюсь с ней на фотографиях, а затем оставляю на пороге ее дома, даже не поцеловав. В результате того, что Грир, Эш и я разделили после свадьбы — боже, прошла всего лишь неделя? — идея переспать с кем-то другим кажется чрезвычайно нелепой, ужасно неприятной. Я не хочу никого другого. Точка. Конец. Но из-за жестоких превратностей судьбы должен притворяться, что хочу других людей, чтобы быть с теми, кого люблю.
Я: «Ни за что на свете не пропущу его».
Надеюсь, что СМС скрывает, насколько чертовски хреново я к этому отношусь.
Ответ Трист успокаивает.
«Вы же знаете, что мне не нравится вся эта игра в прятки и притворство, но Мерлин — лучший в своем деле. Обычно я всегда выступал за то, чтобы быть честным, но в вашем случае…»