Американский психопат

Король, думаю я. Король, Эвелин. Я хочу, чтобы ты называла меня королем. Но не говорю этого.

– Эвелин, я хочу, чтобы ты никак меня не называла. Я думаю, нам не стоит больше видеться.

– Но твои друзья – мои друзья. А мои друзья – твои. Мне кажется, так не получится, – говорит она, уставившись в какую-то точку над моим ртом. – У тебя на верхней губе крошка. Стряхни салфеткой.

В раздражении я смахиваю крошку.

– Слушай, я знаю, что твои друзья – мои друзья и наоборот. Я думал об этом. – Помедлив, сделав глубокий вдох, я договариваю: – Забери их себе.

Наконец она в замешательстве смотрит на меня и мямлит:

– Ты что, серьезно, что ли?

– Да, – говорю я. – Серьезно.

– Но… как же мы? Наше прошлое? – тупо спрашивает она.

– Прошлое не реальность. Это всего лишь сон, – говорю я. – Не говори о прошлом.

Она подозрительно прищуривает глаза:

– Ты что-то имеешь против меня, Патрик?

Сразу же злоба на ее лице сменяется ожиданием, возможно, надеждой.

– Эвелин, – вздыхаю я, – прости. Просто… я к тебе равнодушен.

Сразу же она с вызовом спрашивает:

– А к кому ты не равнодушен? К кому, Патрик? Кто тебе нужен? – После злобной паузы она продолжает: – Шер?

– Шер? – в замешательстве переспрашиваю я. – Шер? О чем ты? А, ладно. Я хочу, чтобы это закончилось. Мне нужен регулярный секс. Мне надо развеяться.

За несколько секунд она впадает в бешенство, с трудом сдерживая истерику, охватывающую ее тело. Я не так сильно наслаждаюсь этим, как предполагал.

– Но как же наше прошлое? – тщетно спрашивает она.

– Не говори о нем, – отвечаю я, наклоняясь вперед.

– Но почему?

– Потому что его у нас не было, – говорю я, пытаясь не повышать голос.

Она берет себя в руки и, игнорируя меня, вновь открывает сумочку и бормочет:

– Это патология. Ты ведешь себя патологично.

– А это что значит? – обиженно спрашиваю я.

– Какая мерзость. Это патология. – Она отыскивает коробочку для пилюль от Laura Ashley и со щелчком открывает ее.

– Патология чего? – интересуюсь я, пытаясь улыбнуться.

– Хватит об этом. – Она вынимает неизвестную мне таблетку и запивает ее моей водой.

– У меня патология? Ты говоришь мне, что у меня патология? – спрашиваю я.

– Мы по-разному смотрим на мир, Патрик, – шмыгает она носом.

– И слава богу, – злобно говорю я.

– Ты бесчеловечный, – произносит она, пытаясь, как мне кажется, не расплакаться.

– Я… – запинаюсь я, пытаясь защищаться, – в контакте… с человечеством.

– Нет, нет, нет, – качает она головой.

– Я знаю, мое поведение… иногда выглядит сумасбродным, – мямлю я.

Неожиданно она в отчаянии берет меня за руку и притягивает ее к себе:

– Ну что ты хочешь, чтобы я сделала? Чего ты хочешь?

– О Эвелин, – издаю я стон, убирая свою руку, потрясенный тем, что наконец-то задел ее.

Она плачет.

– Что мне сделать, Патрик? Скажи мне. Пожалуйста.

– Тебе надо… О господи, Эвелин. Я не знаю. Ничего ты не можешь сделать.

– Пожалуйста, ну что? – тихо всхлипывает она.

– Не так часто улыбаться? Лучше разбираться в машинах? Реже повторять мое имя? Это ты хочешь услышать? – спрашиваю я. – Это ничего не изменит. Ты даже пива не пьешь, – бормочу я.

– Но ведь и ты не пьешь.

– Это не важно. Кроме того, я только что заказал бутылку. Вот.

– Ох, Патрик…

– Если ты вправду хочешь что-нибудь для меня сделать, то перестань устраивать мне сцену, – говорю я, в смущении глядя на зал.

Как только официант ставит на стол эспрессо без кофеина, портвейн и пиво, она просит его:

– Я буду… что? – Она со слезами, в замешательстве и испуге смотрит на меня. – «Корону»? Ты это пьешь, Патрик, да? «Корону»?

– О господи. Прекрати. Пожалуйста, извините ее, – говорю я официанту, а потом, как только он отходит: – Да, «Корону». Но мы в ебаном китайском ресторане, так что…

– О боже, Патрик, – всхлипывает она, сморкаясь в носовой платок, который я швырнул ей. – Ты – дрянь. Ты… не человек.

– Нет, я… – Я вновь запинаюсь.

– Ты… не… – Она останавливается, вытирает лицо, не в состоянии закончить фразу.

– Я не что? – с интересом спрашиваю я и жду ответа.

– Ты душевно… – шмыгает она носом, опуская глаза, плечи ее никнут, – нездоров. Ты… – задыхается она, – непредсказуем.

– Я предсказуем, – с негодованием вскидываюсь я. – Я вполне предсказуем.

– Ты чудовище, – всхлипывает она.

– Нет, – отвечаю я, глядя на нее смущенно. – Это ты чудовище.

– О господи, – стонет она, так что люди, сидящие за соседним столиком, смотрят на нас. – Просто не верится.

– Ну все, я ухожу, – успокаивающе говорю я. – Я оценил обстановку и ухожу.

– Не надо, – говорит она, хватая меня за руку. – Не уходи.

– Я ухожу, Эвелин.

– Куда ты? – Внезапно она выглядит вполне собранной. Она позаботилась о том, чтобы слезы, которых на самом деле было совсем немного, не испортили ее макияж. – Скажи, Патрик, куда ты идешь?

Я кладу сигару на стол. Эвелин настолько расстроена, что оставляет это без комментариев.

– Я просто ухожу, – отвечаю я.

– Но куда? – спрашивает она, и в ее глазах вновь появляются слезы. – Куда ты уходишь?

Похоже, в ресторане все посетители, которые слышат наш разговор, стараются смотреть в другую сторону.

– Куда ты? – опять спрашивает она.