Американский психопат

Я не отвечаю, запутавшись в собственном лабиринте. Я думаю о другом: гарантии, биржевые предложения, первичное размещение акций, финансирование, рефинансирование, облигации, конвертация, доверенности, годовые отчеты, квартальные отчеты, нулевая прибыль, валовой национальный продукт, дорогие безделушки, миллиардеры, Кенкити Накадзима, бесконечность, «Бесконечность», как быстро ездят дорогие машины, благотворительные аукционы, высокодоходные, но ненадежные облигации, не отказаться ли от подписки на «Economist», тот рождественский вечер, когда мне было четырнадцать и я изнасиловал горничную. Включенность, зависть, можно ли выжить с расколотым черепом, ожидание в аэропортах, сдавленный крик, кредитные карточки, чей-то паспорт, забрызганный кровью коробок спичек из «Берега Басконии», поверхность, поверхность, поверхность, «роллс» – это «роллс» – это «роллс». Для Эвелин наши отношения желтые и голубые, для меня же они – серое место, по большей части черное, разбомбленное, обрывки фильма в моей голове – бесконечные кадры камней, любой язык совершенно незнаком мне, звук затмевается новыми образами: хлещущая из банковских автоматов кровь, женщины, рожающие из анальных отверстий, зародыши замороженные или всмятку (все-таки какие?), ядерные боеголовки, миллиарды долларов, полное уничтожение планеты, кого-то бьют, кто-то умирает, иногда бескровно, но чаще всего от винтовочной пули, заказные убийства, кома, жизнь, сыгранная как дурная телекомедия, пустой экран, превращающийся в мыльную оперу. Это изолированное место, которое служит только для того, чтобы было видно мою ослабшую способность чувствовать. Я в центре, вне времени, и никто не желает установить мою личность. Внезапно я представляю скрюченный рассыпающийся скелет Эвелин, и это наполняет меня восторгом. Я долго не отвечаю на ее вопрос «Куда ты?» – но, сделав глоток портвейна, потом пива, я поднимаюсь и говорю ей, думая в то же время: если бы я был настоящим роботом, то в чем была бы разница?

– В Ливию, – а потом, выдержав значительную паузу, – в Паго-Паго. Я хотел сказать, в Паго-Паго. – И добавляю: – Из-за твоей выходки я не буду платить по счету.

Попытка приготовить и съесть девушку

Ноябрьский рассвет. Я не могу заснуть и верчусь на футоне, прямо в костюме. В голове, кажется, кто-то устроил фейерверк, постоянная изнурительная боль не дает закрыть глаза, полная беспомощность. Нет ни наркотиков, ни еды, ни алкоголя, которые бы могли притупить эту пожирающую боль; все мои мускулы напряжены, нервы воспалены. Каждый час я принимаю соминекс, так как далман кончился, но ничего не помогает, и вскоре пачка соминекса тоже пуста. В углу моей спальни лежат вещи: пара женских туфель от Edward Susan Bennis Allen, кисть руки с отсутствующими большим и указательным пальцем, свежий номер «Vanity Fair», залитый чьей-то кровью, пропитанный свернувшейся кровью кушак, из кухни тянется запах свежей кипящей крови, и, когда, поднявшись с кровати, я ковыляю в гостиную, мне кажется, что дышат стены и вонь разложения окутывает все вокруг. Я закуриваю сигару в надежде, что дым хотя бы слегка перебьет запах.

Груди ее отрублены, они синие и спущенные на вид, возле сосков – что-то коричневое, это меня смущает. Груди довольно изящно лежат, окруженные засохшей черной кровью, на китайском блюде, купленном в Pottery Barn, которое стоит на крышке музыкального автомата Wurlitzer в углу, хотя я не помню, как ставил блюдо на него. Кроме того, я сбрил с ее лица всю кожу и большинство мышц, так что оно теперь похоже на череп с ниспадающей гривой длинных вьющихся светлых волос, соединенный с холодным трупом. Ее глаза открыты, а глазные яблоки висят из глазниц на своих стебельках. Бóльшая часть грудной клетки неотличима от шеи, напоминающей фарш, живот похож на лазанью с баклажаном и козьим сыром, которую подают в «Иль Малибро», или еще на какую-то собачью еду. Преобладают красный, белый и коричневый цвет. Часть внутренностей размазана по стене, другие, скатанные в шарики, раскиданы по журнальному столику со стеклянной крышкой; они похожи на длинных синих червей-мутантов. На теле остались ошметки кожи – они сине-серые, цвета фольги. Из влагалища выделилась густая коричневатая жидкость, пахнущая, как больное животное, словно крысу загнали обратно внутрь и она там сдохла, или что-то в этом духе.