Америциевый ключ

- Когда-то они были другими, - Греттель снова вернулась к работе, - Но их исходный генетический код был вытеснен еще прежде человеческого. На, примерь.

Он с подозрением уставился на лежавшие у нее на ладони слизистые полупрозрачные пластины округлой формы.

- Это еще что?

- Контактные линзы. Неплохо изображают бельма. Ты будешь слепым котом, братец. И, надеюсь, немым.

Сама Греттель выглядела не менее причудливо. Белые, как мартовский снег, волосы сменил клочковатый рыжий мех, который даже шел ее лицу. Нос сделался черным и блестящим, а во рту появились мелкие зубы. Ее хвост был примечательнее его собственного – куда пушистее и объемнее, цвета потемневшей меди. Ганзель не стал уточнять, где она нашла фрагменты этого генокода, чтоб не наткнуться на очередной экскурс в историю генетических видов. К тому же, подгоняло и время – на город тяжело и медленно, как театральный занавес, опускалась ночь.

Только преодолев в новой шкуре несколько кварталов, Ганзель понял, отчего коты так быстро сдали свои генетические позиции. Сложно было представить, как подобный фенотип располагал к нормальной жизни. Хвост путался под ногами, а накладные зубы мешали нормальному прикусу и дыханию.

- Не проще ли было вырастить все это за пару часов? – осведомился Ганзель раздраженно, в очередной раз поправляя хвост, - Я думал, для геноведьмы это не самый сложный трюк. Выпил склянку с зельем – и сразу покрылся шерстью…

Кажется, Греттель улыбнулась под рыжим мехом. Ганзель не мог сказать об этом точно из-за своих искусственных бельм, а по голосу, конечно, не различишь.

- Дело не только в шерсти. Подумай о накладной морде и удлинении позвоночника. Стремительный рост костной ткани вызвал бы мучительную боль. Кроме того, подобные трансформации требуют уйму энергии. Скорее всего, ты мгновенно умер бы от истощения.

- Ну а так я умру оттого, что врежусь в стену и проломлю себе голову… Ради изоформы, Греттель, я же почти ничего не вижу!

- Терпи.

- А если нас раскусят и в трактире завяжется драка? – этот вопрос мучил его долгое время и, пожалуй, посильнее хвоста, - Я не смогу нас вытащить, ничего не видя вокруг себя.

- Значит, тебе придется сделать все, чтоб нас не раскусили.

Ганзель прикусил язык – куда ни глянь, сестра была всюду права. Да и план ее, который сперва показался ему несуразным, рискованным и попросту опасным, выглядел куда более проработанным и логичным, чем его собственный. Что ж, может, с самого начала стоило возложить поимку сбежавшей деревянной куклы на хрупкие плечи геноведьмы? Последовательность и осторожность – так она сказала?..

Город принял их естественно, без малейшей реакции отторжения. Так, словно они были исконными жителями Вальтербурга, под вечер возвращающимися домой. Не было ни настороженных взглядов, провожавших их, ни нехорошего шепотка в подворотнях. И укрытых в рукавах блестящих лезвий. Словом, не было ничего, к чему Ганзель за много лет, проведенных тут, успел привыкнуть. Настолько, что теперь даже ощущал некоторое беспокойство.

В отличие от прочих городов Гунналанда, Вальтребург был населен преимущественно мулами – последствия какой-то древней войны, от которой не осталось ни даты, ни названия. Тем, кто когда-то сгинул в раскаленных плазменных смерчах, завидовали потомки тех, кто уцелел. Тех, кто оказался мишенью для десятков тысяч агрессивных генетических мутаций, превративших их некогда человекоподобные тела в то, что едва ли могло выглядеть человеческим даже в полумраке узких улочек.

Квартеронов здесь недолюбливали, а серебряный браслет на запястье, извещавший о наличии не менее трех четвертей неискаженного генетического кода, вызывал у окружающих скорее раздражение, чем зависть. Теперь же Ганзель ощущал себя естественной частью Вальтербурга. Уродливой, нечеловеческой, но совершенно естественной.

Ни один из прохожих не обратил на них внимания. Здесь, среди себе подобных, они встречали лишь равнодушие. Тем не менее, Ганзель, вынужденный оставить дома оружие, держал в кармане небольшой обоюдоострый нож – не лучший компаньон для ночных прогулок и общения с убийцами, но, при случае, на что-то сгодится…

Таверна «Три трилобита» оказалось приземистым зданием, остаточно старым на вид, чтоб составить конкуренцию городским стенам. Только сохранилось оно не в пример хуже – когда-то крепкий и прочный камень словно поплыл, сдавшись напору кислотных дождей и испепеляющего солнца, потерял строгость форм, стал рыхлым и бесцветным. Вместо черепицы крышу укрывали вязанки гнилой, едко пахнущей, соломы. Что же до оконных проемов, наличие стекла в них, кажется, даже не предполагалось. Если бы не Греттель, заметившая вывеску, Ганзель имел бы все шансы пройти мимо трактира и его не заметить.