Аминазиновые сны, или В поисках смерти

– Да. И я даже хорошо сдала экзамен по сервировке стола и разлитию напитков. Ну… вина, водки, шампанского и газировки. Правда, официанткой я быть не хочу. Я не хочу, чтобы пьяные мужики меня лапали за задницу. Швеей лучше. Сиди себе за машинкой и строчи. Да… – слова девочки звучали так наивно и искренне, что на глазах Философини заблестели слезы. А тем временем Оксана продолжала свой рассказ: – А следующим моим опекуном стал директор училища, в котором я училась. Мне дали комнату в общаге, пособие назначили. Мне дали карточку банковскую и на нее перечисляли деньги. Не бог весть какие большие, но мне хватает. То есть пособие у меня и раньше было, да только им распоряжалась сначала бабушка, а потом опекун. В училище кормят три раза и кормят хорошо, мне хватает, не то что здесь. Еда… ф-э-э-э… какая гадкая и невкусная. А потом я опять пошла бродяжить и меня опять искали. Вернули в училище. И вот однажды я со своим парнем и еще с несколькими нашими друзьями во дворе общаги напилась до усрачки. Выпили мы нехило: четыре трехлитровых бутылки пива, да плюс пять чекушек водяры. А закусили двадцатью пачками сигарет. Представляете какой я была, когда директор училища загонял нас в общагу? И вот идет он и бубнит, что сдаст меня в психушку опять. И когда мы были на пятом этаже общаги, я вырвалась из его рук и хотела выпрыгнуть в открытое окно. Директор еле успел меня схватить за куртку и так спас. Так я оказалась в этой палате. Почему меня не положили в детское, я понятия не имею. Хотя по возрасту я еще должна быть там. Представляете, при приеме сюда у меня сорвали накладные ногти, которые Вика мне недавно сделала. А еще украшения убрали, ну… пирсинг. Мне так нравилось… Особенно на языке и на носу. На животе красивое колечко было.

– Понятно, – неопределенно проговорила Власова и глядя девочке прямо в глаза, мягко спросила: – Ты давно здесь?

– Давно. И мне надоело уже лежать и ничего не делать.

– Ты ведь, как я знаю, каждую неделю ходишь на занятия с психологом или психотерапевтом. Тебе нравятся эти занятия?

– О чем вы говорите, тетя Аня? – всплеснула руками девочка. – Да какие там занятия? Эта молоденькая психолог Анастасия Владимировна все тесты какие-то просит заполнить. А я в них ни черта не понимаю! А однажды она предложила мне кубики какие-то сложить, так я, представляете, со всей дури смахнула их на пол и расссмеялась. Так после этого она больше и не предлагала мне в эти кубики играть! Правда мелирование у нее красивое.

– А что психотерапевт?

– А-а… Карина что ли? Она все на разговоры меня какие-то уговаривает. Она хорошая, но и с ней я ничего обсуждать не собираюсь. Вот так.

– Оксана, а можно я дам тебе непрошенный совет?

– Какой? – моментально насторожилась девочка.

– Ты все же поговори с Кариной Ибрагимовной. Она очень милая и очень толковый врач. Она в состоянии тебе помочь. Обещаешь, что начнешь с ней делиться своими мыслями и проблемами?

– Вам обещаю, – буркнула Оксана и добавила: – Только все рассказывать я ей не буду. Все уже знает врач.

– Как хочешь, милая.

– А хотите и вам я что-то посоветую? Нет не посоветую, а скажу…

– Что именно?

– По своему опыту знаю, что ваши раны будут долго заживать и наделали вы себе делов. Летом-то как будете ходить, а? – Оксана хитро прищурилась и улыбнулась.

– Да куплю себе новую блузку с длинными рукавами и делов-то… – Власова рассмеялась, а за ней засмеялась и Оксана. И выставленная девочкой в самом начале беседы тонкая стена, окончательно рухнула. Отсмеявшись, Философиня произнесла: – Дай мне свою руку, Оксана. Пожалуйста.

Девочка с опаской протянула руку и Власова мягко пожала ее. Ладошка девочки была совсем детской, холодной и без отклика на рукопожатие. Но Оксана уже улыбалась искренне и открыто.

– Ну что, страшно тебе? – доброжелательно спросила Философиня.

– Нет.

– А будешь еще резаться?

– Нет,– соврала девочка и покраснела.

– Ну и хорошо, не надо. И девочка моя, у тебя еще впереди долгая и счастливая жизнь. Поверь мне, на свете очень много хороших людей. Их гораздо больше, чем плохих. – Произнеся эти банальные и затертые до дыр слова, Власова подумала: «Что еще можно сказать это сложной девочке, склонной к бродяжничеству? Как сложится ее жизнь дальше? Что лучше: посадить маленькую и не управляемую бунтарку, которая росла без любви и подвергалась насилию в психушку, или дать ей нормальную семью, уход, заботу и любовь? Или процесс саморазрушения зашел так далеко, что его уже не остановить? Но чего гадать? Жизнь покажет и все расставит на свои места».

Глава 27.

«История о фатальном невезении и каверзах судьбы».

– Вот вы, Анна Яковлевна, как я заметила, читаете много, – вывела из раздумий Философиню Полина.

– Да. Я люблю читать. Уже лет в четырнадцать я очень увлеклась мировой классикой. У моего деда была огромная библиотека, которую он собирал всю жизнь. Вот я и имела возможность читать все, что моей душе будет угодно.

– А какие книги вы любите больше всех?