Аминта

Не ведаешь того ты, что сложил
О них Тирсид, когда бродил, безумный,
Он по лесам…

намекают на любовь Тассо к Лукреции Бендидио.

Стихи —

О, сердца зеркала с неверным блеском,
Хоть знаю всю обманчивость я вашу.
Вас презирать Амур мне воспретил…

являются последним трехстишием сонета Тассо посвященного Лукреции Бендидио.

После приведенного комментария понятными явятся и некоторые, носящие личный характер, сцены акта V-го. Именно, слова Эльпино

И мне питать надежду, значит, можно… и т. д. —

отголосок его увлечения Лукрецией Бендидио, как в стихах

О той мы размышляем с ним (Тирсидом), что сетью
Своею нас обоих уловила
Сперва — его, и уж затем — меня…

говорится о любви к ней того же Пиньи и Тассо. Таким образом, облик Эльпино двоится. Будучи воспринят без личных намеков, о которых я упоминал, он является в пасторали, как «старец мудрый», про утешительную свирель которого так образно повествует Тирсил в первой сцене III-го акта. Реальный же облик Эльпино Пиньи отмечен комическими чертами.

Акт I, сцена II.

К эпизоду, начинающемуся со стиха Тирсида

По опыту я знаю лживость Мопсо…

до стихов

                              Рассказал
Тебе про это я, чтоб ты узнал,
Как недостойны веры басни Мопсо.

На кого намекал Тассо (Тирсид), говоря о Мопсо, неизвестно. Но несомненно, что эпизод этот носит автобиографический характер, и относится к событиям, непосредственно предшествовавшим первому представлению пасторали. Эпизод был прибавлен Тассо к пасторали позднее. О нем Тассо говорит в письме к Альдо Мануццио в 1581 году. Не нужно забывать, что с 1576 г. у Тассо замечается болезненная подозрительность.

Стихи —

Оттуда доносились голоса,
Певучие и сладостные, нимф,
Сирен и лебедей; неслися звуки
Такие светлые оттуда, неги
Столь были преисполнены они…

образно описывают процветавшую при феррарском дворе музыку и пение. Среди «сирен» были Лукреция Бендидио, Лаура Пеперари, Тарквиния Монца. В стихах же —

Увидел небожителей я, нимф
Прекрасных, новых Линов и Орфеев…

и далее — Тассо, как истый придворный, восхваляет феррарских принцесс, дам и придворных поэтов.

О герцоге Альфонсе II говорится в стихах:

                             И как страж
Прекрасного, у входа находился
Великодушный с виду человек.

Намек на пастораль «Аминту» в стихах —

А если ныне (по его желанью)
Вернулся я к родным лесам…

Об освобожденном Иерусалиме говорится в стихе

Тогда воспел героев я и брань…

Народное поверье, что человек, которого увидит волк, становится немым, нашло отражение в следующих стихах пасторали:

И долго тут молчал я; пастухи
Считали все, что волк меня увидел.

Об этом поверье упоминается у Феокрита, Виргилия, Плиния и других писателей.

Акт II, сцена II.

Длинный эпизод, начиная со стиха Дафны

                       Слушай,
А почему бы не подумать нам
Тирсид, и о тебе самом…

и кончая ее же словами —

Высоко залетел ты. Ну, спустись,
Однако, к делу…

Весь этот эпизод полон намеков на личную жизнь Торквато Тассо, который вывел себя здесь в образе Тирсида. Тассо в пору первого представления было 29 лет, что соответствует словам Дафны:

Лишь на четыре года пятый лустр
Твой увеличился…

Стихи

Достаточно; настал черед других…

говорят о былом увлечении Тассо Лукрецией Бендидио, на что и указывал выше.

В стихах —

Досуг мне даровал
Бог, Дафна, — тот, кто может почитаться
Здесь богом…

и далее — в тоне панегирика прославляется феррарский герцог Альфонс II. Тут Тассо остается истинным придворным поэтом.

В стихах —

Вполне то справедливо, если я
Не о земной любви пою шутливо,
А предков воспеваю лишь того…

говорится об «Освобожденном Иерусалиме», прерванную работу над которым, Тассо возобновил в 1572 г., немного спустя по приезде своем в Феррару ко двору Альфонса II.

Акт V.

Возможно, что под именем Альфесибея —

Альфесибей, что Фебом
Искусству врачеванья был научен… —

Тассо упоминает о знаменитом феррарском враче Джиральмо Муза Бразавола.

М. Э.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА: