Поистине, законы, по которымСвоим отвека управляет царствомАмур, — не жестоки! Его деянья,Что мудрости исполнены незримой,Напрасно осуждают. О, с какимИскусством по неведомым путямВедет он человека, чтобы в райЛюбви его привесть, — и там егоОн окружает радостью, тогда какЛишь гибели несчастный ожидал.Так и Аминта горестный вершиныДостиг блаженства, бросившись с обрыва.Счастливец! И тем более ты счастлив,Что мнил дотоль себя несчастней всехИ мне питать надежду, значит, можно,Что все же та красавица, в улыбкеКоторой скрыт жестокости ееКлинок смертельный, — можно лишь мечтать,Что состраданьем истинным онаСердечные те раны исцелит,Которые притворным милосердьемДавно уже она мне нанесла.
Хор.
Сюда идет Элышно мудрый. ОнТак об Аминте говорит, как будтоТот жив и даже счастлив. Как судьбаВлюбленных жестока! Иль он, быть может,Считает, что влюбленных счастье в том,Чтоб пробудить в груди любимой жалостьСвоею смертью; значит, ты, Эльпино,Любви блаженством это называешь!Того же ты желаешь и себе?
Эльпино.
Да успокойтесь же, друзья. ИзвестьеО том, что нет в живых Аминты, ложно.
Хор.
Ужели это верно? Как ты насУтешил! Так неправда, что с обрываОн бросился?
Эльпино.
Нет, правда; но счастливымЕго паденье оказалось. НынеПокоится в объятиях он нимфыВозлюбленной, что столь же милосердаТеперь к нему, сколь ранее былаНемилосерда. Слезы на глазахОна его прекрасных осушаетСвоими поцелуями. ТеперьИду я за Монтано, чтобы к нимЕго привесть; ведь лишь его согласьяНедостает, чтоб навсегда скрепитьСоюз их.
Хор.
Одинаковы года их,Как и желанья. Добрый же МонтаноДавно хотел иметь внучат, чтоб ихВеселием свою украсить старость.Однако-ж, расскажи, Эльпино, чтоСпасло Аминту?