Амёба

— А чего? — с туповатой подозрительностью спросил владелец мятого костюма, тревожно себя оглядывая. Ах, вот он о чём!.. Да, действительно… Мятая тенниска — это нормально: замотался человек по делам, забегался, погладиться некогда… А вот мятый костюм — нет. Мятый костюм — это весь имидж насмарку. Подумают, под забором ночевал, у кабака…

— Нельзя тебе так идти, — проникновенно сказал владелец тенниски, глядя ему прямо в глаза.

— Поглажусь, — буркнул Вавочка.

— А время? — напомнил тот.

Блин! Ну надо же! Вавочка насупился, подошёл к зеркалу и недружелюбно себя оглядел. Как будто три дня жевали, на четвёртый выплюнули… Опустил голову и уставился в раздумье на алтарную тумбочку, где располагались свеча, книжица, три пустые клейкие изнутри рюмки, ключ от входной двери…

— Ладно, — решил он вдруг. — Топай, пока я не передумал.

Обрадованный владелец тенниски сбросил шлёпанцы и побежал в коридор обуваться.

— Всё будет в ажуре, — сдавленно пообещал он оттуда, вправляя пятку в туфлю. — Ты на меня надейся.

— С телевидением давай завтра, — не терпящим возражений голосом продолжал Вавочка. — Сегодня не надо. Ты сегодня, главное, «Городские ведомости» давай раскрути. Будут предлагать десять процентов — не соглашайся. Шеф о пятнадцати договаривался. А в Фонде скажи: простудился, ангина, мол, врача вызывал…

Ему теперь даже нравилось, что тот вроде бы не сам идёт, а вроде бы Вавочка его посылает.

— Денег возьми. Пожрать купишь. И сигарет.

Из коридорчика рысью вернулся двойник.

— Всё будет в ажуре, — приподнято повторил он. — Только так!

И протянул руку к тумбочке — за ключом.

Ключа на тумбочке не было.

Тогда он посмотрел на Вавочку, наблюдавшего за ним с непроницаемым лицом, и всё понял.

— Так будет лучше, — сдержанно сообщил тот. — Позвонишь — открою.

Спорить двойник не стал — слишком был доволен, что настоял на своём. Кроме того, разговор мог вернуться в исходную точку и там увязнуть.

Владелец же костюма вошёл во вкус: пока провожал до двери, дал ещё с пяток наставлений, растолковывая всё, как малому ребёнку, короче, настроение подпортил — капитально. Тот аж плюнул, прежде чем сбежать по лестнице.

На промежуточной площадке его ожидал неприятный сюрприз в виде невысокой двухобхватной женщины с прутиком в руке, на котором болтался тетрадный листок. Это была Раечка из домоуправления, и она шла проверять вентиляцию.

Увидев Вавочку, остановилась, и её чуть запрокинутое лицо (Вавочка стоял площадкой выше) засветилось неподдельной радостью.

— Ну вот, — сказала она совершенно счастливым голосом. — И ведь Бог знает чего наговорят! И крик, говорят, какой-то был, и человек пропал… А он — вот он… Так что за крик-то?

Раечка из домоуправления неистребимо любила людей и не могла пройти спокойно, чтобы не помочь им разобраться в их запутанных отношениях. Несмотря на подкрадывающееся пятидесятилетие и девяносто с лишним килограммов живого веса, она вздымалась со своим прутиком до самых верхних этажей, под предлогом проверки вентиляции проникала в квартиры, лезла в душу без мыла и разводила руками чужие беды, за что впоследствии много страдала.

— Не знаю, — тоскливо ответил Вавочка и попытался найти просвет, чтобы проскользнуть мимо неё на улицу. Но просвета, можно сказать, не было — Раечка пёрла вверх по лестнице, как асфальтовый каток.

— А где сейчас работаешь? — поинтересовалась она, одолевая последние ступеньки.

— Росхристинвестъ, — обречённо отозвался Вавочка. — Начальник отдела.

— О-о, — удивилась она. — Ты смотри! Молодец! А Маша давно уехала?

Вавочка ответил, что позавчера.

— Уф, — сказала Раечка, ступая на площадку. — Дай отдышаться. Так вот ходишь весь день по лестницам да по лестницам… Ну, пошли вентиляцию проверим.

Пока одолевали пролёт до Вавочкиной двери, она успела расспросить о порядках в Фонде, о номинальной цене акции, о том, как это Машу угораздило заняться всякой медитацией, и не собирается ли Вавочка жениться.

Вавочка же соображал панически, что с ней теперь делать. Хотя дверь так и так нечем открыть…

Он порылся в кармане, в другом, изобразил на лице тревогу, поднял на Раечку трагические глаза и сообщил:

— Кажется, ключ дома оставил.

Раечка охнула, а он как бы с досады ткнул в дверь кулаком.

— Вот, блин! — сказал он. — Как же я теперь в квартиру попаду? Я ж без ключа теперь в неё никак не попаду.

Тут он спохватился, не слишком ли радостно он всё это ей сообщает, с ненавистью сказал: «У, блин!» — и снова наказал дверь ударом.

Дверь приоткрылась, и на площадку высунулся двойник.

— Чего орёшь? — вполголоса накинулся он на Вавочку. — Договорились же, без ключа идёшь!

Секунду спустя он заметил Раечку и остолбенел. Раечка же приоткрыла рот и стремительно стала бледнеть, причём не постепенно, как обычно бледнеют, а, так сказать, поэтапно, в три приёма: бледная — ещё бледнее — совсем белая.

«Сейчас завизжит», — мелькнуло у обоих.