Амёба

— Ну что уставилась, писюха? — чуть ли не с нежностью спросила она. — Так я тебя и испугалась! Ноги сначала выпрями, задрипа!

Весь ужас был в том, что говорила она приблизительно с теми интонациями, какие собиралась придать своему голосу сама Лека. Ясности душевной — как не бывало. Из какой-то отдалённой извилинки вопреки заветам Учителя полезли вдруг такие хлёсткие речения, что Лека ударилась в панику. Астрал боролся с виталом, а она была полем битвы. Тогда Лека представила поспешно, что у неё в голове дырочка, через которую улетучиваются скверные мысли. Но тут её вновь угораздило взглянуть в глаза тёть-Таи.

«Ну скажи, — просили глаза, — скажи мне что-нибудь. Я те такое в ответ скажу, что ты у меня ночами спать не будешь…»

И дырочка в голове закрылась.

— Ах ты, гадина! — сдавленно произнесла Лека. — Ноги выпрямить? Я тебе сейчас выпрямлю…

Не помня себя она шагнула к тёть-Тае. Та сказала: «Ой!» — и, отпрыгнув, захлопнула дверь. Лишь тогда Лека опомнилась.

Какой ужас! Всё насмарку! Медитировала-медитировала, почти уже достигла покоя, света — и вот…

— Да повались ты пропадом, паршивец! — вне себя крикнула Лека, пнув напоследок Вавочкину дверь.

Всхлипнула, повернулась и сбежала по лестнице.

Вавочка слышал, как спустя минуту отворилась (не сразу, в два приёма) дверь напротив.

— Бандитка… — ошалело бормотала тёть-Тая. — Управы на них нет… Ну вот погоди, приедет Маша…

Далее пошли выпады уже в Вавочкин адрес. Сначала он хмурился, слушая, потом развеселился. Уж больно лестно звучали некоторые обвинения. Теневик. Или взорвут скоро, или посадят. Девок водит со всего города. Ни стыда ни совести. И так далее.

Наконец дверь закрылась, и Вавочка, довольный, что соседи его чуть ли не крутым почитают, вернулся в комнату. Взглянул на часы. Часы стояли. Судя по теням во дворе, дело давно уже шло за полдень.

И тревога холодными быстрыми пальчиками пробежала вдоль позвоночника. Нельзя было выпускать двойника из квартиры! Бог его знает, чем он там сейчас занимается…

Рванулся к двери. Остановился. Выйти на улицу означало подставиться, но и дома он тоже оставаться не мог. Ему уже вовсю мерещились тихие внимательные вьетнамцы. Тревога гоняла его по квартире, как гоняют шваброй мышонка, и Вавочка не выдержал. Вышел на площадку. Нежно надавив дверь, защёлкнул язычок замка, испуганно проверил, в кармане ли ключ, и беззвучно сбежал по ступеням. Побыстрее миновал двор, нырнул в арку, ведущую на бывшую улицу Желябова — и пошёл, пошёл сквозь паутинчатую тень редких акаций, повторяя все петли и скидки двойника.

Остальное известно.

Он стоял, омытый цветным сумраком, возле четырёхгранной колонны у входа и с ужасом смотрел на столик, за которым царил он сам.

Это вместо того чтобы раскрутить «Ведомости»! Вместо того чтобы составить договор!..

Да и не в этом даже дело! Вы поймите: двойник не знал, что за ним наблюдают, и Вавочка, можно сказать, впервые видел себя со стороны. Это он, он сам сидел там за столиком и неумело морочил голову двум бесхозным шестёркам.

Небольшая компания, входя, бесцеремонно отодвинула его в сторонку. Он выждал и снова выглянул из-за колонны.

Это — лучшие минуты в его жизни? Его вершина? Нет! Да нет же! Нет! Нет! Он крупнее, он способен, знаете, на что? Вот, например…

Примера не было. Не было уже и полуподвальчика, и проклятого столика — он шёл по улице, страшно перекривив лицо. Он не заметил кивка попавшегося навстречу самого Пороха, он ничего уже не замечал.

Придя домой, первым делом вымыл посуду.

Войдя в «Посошок», Порох, как всегда, приостановился, давая глазам привыкнуть к сумраку. Не то чтобы он чего-либо боялся — так, привычка.

Далее левая бровь его начала изумлённо вздыматься, и Порох медленно направился к одному любопытному столику.

Шестёрки обомлели, и Вавочка понял, что сзади кто-то стоит и смотрит. Обернулся.

— И давно ты здесь? — забыв поздороваться, спросил Порох.

— Да как… — Вавочка растерялся. — Часа два уже.

— Часа два? — с недоумением повторил Порох.

— А что? — Вавочка оглянулся на собеседников, как бы предлагая подтвердить: ну, сидит человек в «Посошке» два часа подряд — и что тут такого невероятного?

Более тупого удивления Порох на своём лице в жизни не чувствовал. Шестёрки истово закивали. И Порох понял, что стоять он здесь может ещё долго, но умнее от этого не станет. Пожал плечом, повернулся и ушёл в сумрак.

— Чего это он? — озадаченно спросили Вавочку, и тревога холодными быстрыми пальчиками пробежала вдоль позвоночника. Неспроста, ох неспроста подходил сейчас Порох к их столику. Неужели всё-таки двойник имел наглость выйти на улицу? Домой, немедленно домой… Как Вавочка вообще мог оставить его одного в квартире!

Он вскакивает, направляется к официанту, на ходу доставая бумажник. Рассчитывается торопливо и покидает «Посошок», провожаемый удивлёнными взглядами шестёрок. Он даже не успевает сказать им, что на днях ему, возможно, потребуются их услуги…