Читаем Амирспасалар. Книга I полностью

— Всегда жестоки с народом властители! А чужестранцы — тем более… Свой владетель хоть иногда рассчитывает, что не стоит резать курицу, пока яйца ему приносит. Ну а эмиру вдвойне наплевать на страдания людские — сегодня он царит в Ани, а завтра, смотришь, и выкурят его анийцы, как некогда дядю Фадлуна! Вот он и старается побольше денег выколотить с жителей…

В маленькой комнате тепло. Малиновым пламенем рдел в камине кизяк. Закутанный в овчины Петрос растянулся на каменной лежанке. В углу, под грудой лохмотьев, в беспамятстве метался рамик. Кюрех сидел на низком чурбаке у камина. Изредка бросал взгляд на воспаленное лицо больного, беспокоился: «Позвать лекаря надо!»…

Петрос попросил:

— Расскажи мне еще о славных тондракитах, кэри Кюрех!

Кюрех оживился.

— Слушай о вожде Смбате из Зарехавана. Любимым учеником у него был мой тезка Кюрех. А о богачах учитель говорил: «Подобно тому как крупные рыбы в море проглатывают мелких, так и богатые поглощают бедных…» С оружием в руках боролись тондракиты за народные права, и к ним примыкали иногда бедные дворяне и даже священнослужители. Целые области в Армении присоединились тогда к праведному учению Смбата, и задрожали в своих крепостях князья!

— Почему же ныне исчезло это учение? — несмело спросил Петрос.

— Не исчезло оно, но приуменьшилось до крайности число приверженцев! — с грустью ответил оружейник. — Ополчились на тондракитов и цари, и князья, и патриархи, с воинством великим — своим и византийским — пошли они на тондракийские селения, жгли, предавали мечу без жалости, не щадя ни стариков, ни женщин, ни детей. А патриархи выжигали на лбах их печать лисью, глаза многим выкололи. Мученической смертью погибли вожди Смбат и Кюрех, а уцелевших выслали в далекие края, мало кто остался в Армении. Но из поколения в поколение хранят верные люди светлое Смбатово учение, хотят донести его до тех времен счастливых, когда народ освободится от господского ярма! Меня в юные годы послали наши старцы в Русию разыскать там последователей учения, их там немало… Долго жил я в столице царства рузикского и оружейному делу там научился. А потом повелели старцы возвратиться в Ани… Знай, Петрос, все люди равны перед лицом божьим и перед друг другом; а поборы и налоги всяческие — великое беззаконие, что насильно творят князья и патриархи. И бороться с ними надо неустанно…

— Но ты же уплатил сегодня джизию амирскому надсмотрщику? — возразил Петрос.

— Эх, дорогой, лучше бы я ударом меча расплатился за долг бедняги! — кивнул в сторону лежащего рамика Кюрех. — Но времена еще не наступили. Быть может, ты еще успеешь их узреть, сын мой! А за мной следят архиепископские соглядатаи, и дни мои сочтены!

— Готовь пробу, Галуст! — кратко сказал Езник, когда увидел законченный подмастерьем хачкар по заказу богача Оненца.

Радостно принялся за работу молодой камнерез, с утра до позднего вечера не выходил из дворика. Наконец наступил долгожданный день испытания Галуста на звание мастера. С утра Езник отправился с ним в церковь и после обедни заказал за свой счет молебен. Потом, стоя у ворот небольшого двора, оба они с поклонами встречали прибывающих седобородых мастеров с главой братства каменщиков «стариком» Погосом.

После обычных вопросов о происхождении и вероисповедании, убедившись в грамотности испытуемого и хорошем знании ремесленного устава, Погос приказал варпету Езнику предъявить пробу — изготовленное подмастерьем изделие — и поклясться на Святом Евангелии, что оно сделано самим Галустом. Езник с гордостью подвел мастеров к каменному фризу из розового туфа со сложным узором, стоящему в углу двора.

— Вот осмотрите, варпеты, это сделал мой выученик Галуст сам, с помощью Бога!

Давно не видели старые мастера такого умельства, принимая пробы у камнерезов. Между листьями смоковницы свешивались плоды граната и сочные гроздья винограда, а на ветках сидели и пели диковинные птицы.

Старый Погос удовлетворенно хмыкнул в бороду, но от суждения пока воздержался, только молвил:

— Как находите работу этого подмастерья, братья?

Варпет Гевонд, поглаживая седую бороду, низким басом изрек:

— Чистая работа, ничего не скажешь! Резьба четкая, окопов и трещин нет в камне. Вот только рисунок…

— …Рисунок-то старинный! — подхватил язвительный варпет Индзак. — Теперь больше узор мозаичный делается. Скажи-ка нам, парень, что есть правильная каменная мозаика?

— Мозаика правильной тогда бывает, когда делают узор из треугольников, квадратов и многоугольников, точно прикладывая их друг к другу, без зазоров, — без запинки ответил Галуст.

— А сколько их бывает, этих мозаик, на свете? — продолжал выспрашивать Индзак.

— Таких три, кэри. — И Галуст бойко схватил мелок, дабы на стене дома изобразить соответствующий мозаичный узор.

— Постой, парень, постой, — степенно вмешался варпет Гевонд, — ведь мозаика бывает не только из треугольников и квадратов, можно ее делать и из звезд, крестов и иных фигур…

Тогда Езник с торжествующим видом стянул темную ткань, прикрывающую другой фриз:

— Вот, варпеты, другая работа моего Галуста.

Перейти на страницу:

Все книги серии Армянский исторический роман

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза