В княжеской гриднице людно. Великий князь Всеволод Юрьевич восседал в большом резном кресле с высокой спинкой и выслушивал челобитчиков. Обличьем Всеволод Юрьевич пошел в мать — греческую царевну. Чернявый, с сухим горбоносым лицом, с небольшими усами и большими черными глазами, он походил на византийца. Нравом Всеволод был крут и властен, как и отец Юрий Долгорукий и убиенный брат Андрей. Державной рукой крепко правил он своевольными удельными князьями, в походах и сражениях удачливым почитался. Был он ненамного старше изгнанного племянника Юрия, люто ненавидимого из-за покойника отца, деспотически обращавшегося со сводными братьями.
К князю с низким поклоном подошел дородный дьяк Онуфрий. Угодливо склонившись, стал что-то нашептывать, Всеволод Юрьевич нетерпеливо оборвал дьяка:
— А где стоят те людишки из Обези?
— На подворье, господине, у собора — там и работают.
— Добро. После вечерни приведи мне их старшого с толмачом. Поговорим тогда, — кинул великий князь. К нему через толпу пробирался городской оружейник Олекса.
— Принес, Олекса? — живо спросил Всеволод Юрьевич.
— Принес, князь великий. Во, гляди!..
И, развернув пестрый плат, Олекса вынул шлем своей работы. Князь Всеволод залюбовался. Шлем был выкован из одного куска стали, сверху набит серебром и выложен серебряными накладками со сложным орнаментом и изображением архангела Михаила. Кругом вилась надпись: «Великий архистратиже господень, помоги рабу своему Димитрию»[94].
— А лучше был бы злаченый, — молвил осторожно мастер.
— Много золота пошло бы… — раздумчиво отозвался Всеволод Юрьевич.
Отпустив мастера, великий князь встал и медленно прошествовал из гридницы на свою половину.
Вечером стража доставила к княжему двору встревоженного варпета Галуста с толмачом. Дьяк Онуфрия строго оглядел армянского каменщика и передал ему через переводчика-грека предупреждение:
— Ты гляди, мастер, всю правду великому князю сказывай! Грозен бо князь великий и не помилует за лжу, повелит вздернуть на первой же осине…
Галуст только тряхнул головой. «Везде цари одинаковы, всегда казнями угрожают!»
Великий князь сразу же сурово вопросил:
— Пошто лясы точил на кружале о «русском» царе у вас в Обези? Отвечай, смерд, да говори правду!
— Правду я молвил, государь! У картлийской царицы Тамар муж — русский князь Георгий, родом отсюда, из вашего города, — ответил Галуст.
— Князь Георгий?! — с удивлением повторил за толмачом Всеволод Юрьевич и обратился к Онуфрию: — Слышь ты, дьяче, какой это Георгий будет?
— Господине, я уже разузнал — то Юрий, племяш твой, сын упокоенного княж — Ондрея.
Князь Всеволод очень встревожился. «Проявился след Юрашкин, слухи о нем пойдут по земле русской. А там, смотришь, из бояр и людишек брата, покойного Ондрея приближенных, кто и хвост поднимет противу власти моей!..» Он начал подробно расспрашивать обезского мастера:
— Много ли Обезь воев имат и далек и удобен путь туда?
— Царство Картлийское большое. От моря до моря тянется. И воинов много имеет — одних кипчаков, половцев по-вашему, государь, тридцать тысяч, да еще много других конных полков есть. А путь туда далек, через степи и горы идти надо, реки переплывать. Месяца два или побольше пути, — обстоятельно рассказывал Галуст. Толмач переводил.
Великий князь задумался. Потом задал новый вопрос:
— А что делает князь Георгий у вас в Обези?
— Воюет с сельджуками, государь. Недавно большой город у них отвоевал — Двин.
Последнее известие совсем не понравилось Всеволоду Юрьевичу. Значит, в походы против бесерменов уже пустился Юрашка… А войска, видно, много у него, да все конные! А ну как пожаловать вздумает за отцовским наследием? До Владимира, может, и не дойдет, а до Киева — очень даже просто, по Днепру доплывут. А тогда снова смута великая зачнется на Руси…
Вечером в опочивальне, отходя ко сну, князь Всеволод все рассказал княгине Марии. Мрачный огонек зажегся в черных выразительных глазах ясыни.
— Вот почему наши багатары потеряли след змееныша в Дешт-и-Кипчаке! Значит, он теперь уже в Картли, мужем царицы стал, старшей дочери покойной Бурдухан, вашей родственницы… Проклятый! Пошли, княже, верных людей в Тифлиз, покончить с ним, — стала просить супруга.
Всеволод Юрьевич только отмахнулся:
— Мелешь невесть что, Марья. Чай, Юрка-то в охране. Попробуй в Обези добраться до царицыного мужа!
— Так как же быть? Оставить злодея безнаказанным?!
— Не он первый начал: мово брата Ондрея убил-то ведь родич твой! Впрочем, погоди-ка…
Всеволод недаром был полувизантийцем по крови. Мысль о возможном вторжении на Киевщину многочисленных обезских войск, во главе с ненавистным племянником, не давала ему покоя. Но показать свою тревогу жене он не захотел. Позевывая, небрежно молвил:
— Пошлю-кось дьяка Онуфрия в Обезь в обличии купца, с мягкой рухлядью. Пущай из норы лисенка выгонит, пока беды большей не натворил… Так-то будет лучше! — закончил Всеволод и повернулся на другой бок.