— Я убедила себя, что рутина и усталость — неизбежные спутники семейной жизни, — продолжала Мэгги, усевшись в кресло. — Я слышала столько историй о том, как после родов все меняется, что начала думать, будто с появлением ребенка все плохое исчезнет из моей жизни как по мановению волшебной палочки.
Она посмотрела на меня.
Дженни действительно изменила мою жизнь, но спасти наш с Тришей брак было ей не под силу. Это было не под силу вообще никому.
— Эндрю со мной согласился. Если честно, первое время мы правда были счастливы. Несколько месяцев. Но время шло, забеременеть не получалось, и я стала нервничать. Врач сказал, что это вопрос времени. И не обманул. Мы зачали ребенка год спустя.
Я похолодел. Одно дело слухи, и совсем другое — правда из уст самой Мэгги. Я не знал, чем кончится ее история, но предчувствовал, что финал не будет счастливым. И мне нечем было поддержать подругу, кроме как печальной улыбкой.
— В тот год моя жизнь превратилась в ад, я не могла думать ни о чем, кроме беременности. Когда врач или Эндрю заводили разговор об искусственном зачатии или усыновлении, я замыкалась в себе и не желала их слушать. Джонни, ты знаешь меня как никто другой. Я такой никогда не была. Впервые в жизни, глядя на себя со стороны, я видела незнакомку.
Мэгги встала и медленно прошлась по комнате под гипнотическую мелодию
— Мне казалось, что я живу чужой жизнью, Джонни, что я марионетка и не знаю, кто дергает за ниточки.
Знала бы Мэгги, как я ее понимаю.
— Эндрю очень рассудительный человек. Он говорил: если тебе плохо, иди к специалисту. Для него все проблемы решаются вот так просто. Теперь я понимаю, что то временное бесплодие было лишь вершиной айсберга; вся моя жизнь пошла наперекосяк, я угодила в ловушку и не знала, как из нее выбраться.
Мэгги смотрела в пол пустым, потерянным взглядом. Я хотел обнять ее и не смел. Моя подруга боролась с собой и должна была справиться сама.
— Потом я забеременела и решила, что теперь все наладится. Ведь чудо — знак божьего благословения, верно?
Ее лицо на миг посветлело.
— Мы ждали мальчика. Хотели назвать его Кристофером. Беременность была тяжелая, и я почти не выходила из дома. Украшала детскую, покупала одежку, коляску и всякие малышовые вещи. Это произошло, когда я была на четвертом месяце. Я читала на балконе и вдруг почувствовала, что случилась беда. Не было ни боли, ни каких-то странных движений внутри. Вообще ничего. Я положила руку на живот и расплакалась…
Она осеклась и замолчала.
— Мэгги…
— Я должна тебе все рассказать, Джонни.
Я обнял ее. Мэгги плакала, уткнувшись мне в плечо. Я немного подождал, потом бережно отстранил ее от себя и ладонью вытер подруге слезы.
— Мы поехали к врачу, и он подтвердил то, что я и так знала. А потом наступил мрак. Из меня достали мертвого ребенка. Я никому такого не пожелаю. К такому нельзя подготовиться и свыкнуться с этим нельзя. Никак.
— Мэгги, это ужасно. Я даже представить не мог, через что тебе пришлось пройти.
— Родители знают, что у меня случился выкидыш, но подробностей я не рассказывала. И вряд ли расскажу — какой теперь в этом смысл… О том, что было дальше, они тоже не знают.
В глазах Мэгги был страх и что-то еще, чему я не знал названия.
— Я принимала антидепрессанты, без них мне было бы совсем худо. Через несколько месяцев, примерно когда Кристофер должен был бы появиться на свет, Эндрю вернулся домой и увидел, что пол в гостиной превратился в щепки, а я сижу посреди комнаты с топором в руках. Я просто изрубила весь паркет. У Эндрю были такие же глаза, как у тебя сейчас.
Мэгги улыбнулась.
— Все это так грустно, Джонни. Я помню, что творилось у меня в голове. Мне показалось, что сын не родился мертвым, что он жив, но Эндрю прячет его от меня где-то в доме. Я замахнулась на мужа топором и сказала, что, если он не отдаст мне Кристофера, я разрублю его на куски. Тогда меня положили в больницу на неделю.
Я с трудом мог представить, как Мэгги замахивается на кого-нибудь топором. Она всегда была мыслителем, однако в облаках не витала. В нашей компании Мэгги играла роль «голоса разума».
— Лечение пошло мне на пользу; по крайней мере, топор я больше в руки не брала. Но та идея засела у меня в голове и не отпускала. Я просыпалась среди ночи и начинала бродить по дому, искать Кристофера. Эндрю объяснял мне, что наш сын умер, и я приходила в себя, но все же не могла поверить ему до конца. По-настоящему лучше мне стало только в этом году.
— Если бы я только знал, Мэггс…
— Эндрю страдал не меньше меня. Он ведь тоже потерял ребенка, да еще я устроила ему веселую жизнь. Нелегко, наверное, смириться с тем, что твоя жена пыталась зарубить тебя топором.
Мэгги нервно улыбнулась. У меня разрывалось сердце от мысли о том, как ей было больно. Если бы я только знал…