Амнезия "Спес" (СИ)

— Как ты правильно сказал, я был счастлив, когда в день нашего отбытия из интерната отправлялся наверх, в рубку, — наконец-то, начал тихо говорить Ян. — Помнишь же, что мой голос и умение схватывать мелодии оценили уже давно?

Я согласно кивнул, но ничего не сказал, боясь перебивать и так, долго не решавшегося заговорить приятеля.

— К нам в интернат приходили двое учителей. Один обучал нас, мальчишек, которые были склонны к музыке, петь, а другой, играть на гитре. Ну, я рассказывал… так вот, тот, что учил на инструменте играть, был строгим и спуска нам не давал, мог и по пальцам щелкнуть, если мы что-то не то выводили. А вот учитель Кен к нам мягко всегда относился, хвалил много, по голове гладил… особенно часто меня. И все приговаривал: «Какие ж у тебя чудесные волосы! Береги их, не давай стричь часто», — писклявым голосом, растягивая слова, протянул Ян, видно передразнивая того Роджера. — А я, как дурак, радовался, гордился своими волосами, убегал, когда к нам в интернат барбера звали.

— Это помню, — хмыкнул я, как вживую вспоминая, как терялся всегда воспитатель Тод, когда одного подопечного недосчитывался.

— Он же, учитель Кен, рассказывал нам и о маэстро Адольфини, в школе которого тоже когда-то учился, а потом долго служил в труппе его театра. Учитель-то Самуэль, это который с гитрой, почти никогда ничего о своей школе нам не говорил, гонял только — почем зря, и все. Так вот и получилось, что к выпуску я только и мечтал, чтобы быть причисленным именно к творческой мастерской маэстро Адольфини. Но вообще-то, на Коробле пять таких мастерских. Из них две находятся в рубке, а три на нижней палубе. И на отборе в комиссии сидят все маэстро, которые ими руководят.

— Это я тоже помню! Ты полгода нам жить не давал, пока на этой комиссии тебя не отобрали туда, куда ты хотел. По делу рассказывай, — поторопил я его.

— Я ж и говорю! Кто захочет на нижней палубе оставаться, когда можно сразу в рубку попасть? — вопрос вроде подразумевал нечто хорошее, но мой приятель под него стух еще больше.

Я только угукнул.

— Вот и я — как все… дурак, даже не постарался узнать хоть что-то о мастерской маэстро Стивена, то есть, о второй школе, что находится наверху. Все улыбался маэстро Адольфини, как мне учитель Кен подсказывал. Считал, раз к одному маэстро подход знаю, то этим, и воспользуюсь — какая разница, в какую школу из двух попасть, главное — в рубке оказаться.

— Не пойму, в чем косяк? — удивился я. — Идея-то правильная.

Ян глянул на меня исподлобья, покривился и опять уткнулся взглядом в разворошенное на тарелке пирожное.

— Вот и я косяка не заподозрил. Маэстро ожидаемо выбрал меня, и потопал я в положенный день наверх, весь из себя такой счастливый и довольный. И сначала все было хорошо… просто отлично. Каюта на троих, свой гальюн при ней, матрас мягкий — жопа чуть не до пола проваливается, белье постельное в цветочек, полотенца и того лучше — не трут, а гладят. В соседи мне достались два пацана, года на два-три постарше. Один с черными кудрями, чуть не до пояса, а второй обычный — взглянешь, от наших, интернатских, не отличишь.

— Тоже музыканты? — подал голос я, вызывая Яна на прямой ответ, а то было ощущении, что он тарелке рассказывает.

Своего добился. Тот взглянул на меня и помотал головой:

— Не, в школе же не только музицированию учат, но и актерскому мастерству. Первый мой сосед, Арч, когда мы остались одни, о втором сказал, пренебрежительно так: «- Урод, но кривляться неплохо умеет». А этот второй — Адам, стоило Арчу выйти, насмешливо на меня так посмотрел и говорит: «- Еще один кукленок для нашего Дольфи прибыл. Ты, чмо волосатое, хоть петь-плясать умеешь, или только зенками блымать? Смотри, ночью не спи крепко, а то Арчик тебе мордочку-то лезвием подправит. Он ревнивый».

— Чего? — не понял я.

— Вот тебе и чего! Я тоже в начале не допер о чем речь. Ну, к ночи разъяснили мне — по полной, весь расклад дали.

Я прифигел… Ян всхлипнул, что ли при этом?! А тот продолжал, глядя уже куда-то в сторону, а не в тарелку даже.

— В общем, весь день у меня прошел, как во сне… еще счастливом. Вокруг — красота, на камбузе еды вкусной — валом, музыка и песни отовсюду доносятся. А вот поздно вечером, когда уж освещение в общих отсеках на ночное перевели, за мной пришел помощник маэстро и сказал, что тот меня ожидает. Арч тут же надулся, Адам сплюнул пренебрежительно, за что оба удостоились неодобрительного выговора помощника Роба. Ну, а я, опять же, как дурак, подумал, что маэстро оказывается такой замечательный человек, что, не сумев выкроить для меня минутку днем, теперь готов даже отдыхом для нашего разговора пожертвовать!

Под эти слова Ян поднял глаза и впился в мое лицо настороженным взглядом. Не понимая, что он там ожидает найти, я мордуленцией замер, стараясь, чтобы кроме спокойного интереса она ничего не выражала.