Amor deliria nervosa (СИ)

Две женщины у её кушетки подскочили так, будто бы она заорала им прямо в ушные раковины. Гермиона поднялась на подушке, пытаясь сесть.

— Мисс Грейнджер, как вы себя… — засуетилась Помфри, тут же подскочив на ноги.

— Обычно. После приступов у меня есть… некоторое время.

Каждый раз, когда у них не было пар слишком долго. Каждый раз, когда он прогуливал завтрак, обед или ужин. Каждый раз, когда у Гермионы не было возможности даже мимолётно ощутить его присутствие, у неё появлялась возможность ощутить прогресс цветений в груди. Отнюдь не мгновенный. Можно сказать, Гермиона привыкла и нечего её жалеть.

— Вы бы ничего не смогли исправить, профессор Макгонагалл, не стоит себя винить, — сразу же сказала она, совершенно точно прочитав в глазах директора школы её чувства.

— Гермиона, следовало обратиться к нам, — мягко, но строго произнесла Минерва. — Так или иначе, вам нужна помощь.

— В Англии нет подобных специалистов, мне это известно. Да и… какой толк?

Сверчок за окном действовал на нервы, так что девушка разглядела в свете ночника свою волшебную палочку, утешая себя мыслью, что заткнёт глупое насекомое, когда они оставят её одну.

— Мы привезём других, Гермиона! Мерлин, нельзя так поступать! — вскочила на ноги Макгонагалл. — Но нам нужно время, которого у нас почти… — она осеклась, вовремя остановившись.

Можно было и не стесняться. Гермиона прекрасно знала, что времени у неё в обрез. Возможно, мальчики возненавидят её потом, но ей не хотелось, чтобы они наблюдали то, как она медленно потухала. Разве есть что-то более жестокое, чем эта пытка? Круциатус по сравнению с этим был просто детской игрушкой, вышедшей из-под контроля. Когда ты видишь, как жизнь постепенно вытекает из любимого человека, и совершенно ничего не можешь сделать.

Она хорошо знала способы «излечения». То, что от ханахаки спасения не было, являлось очевидной вещью, которая встречалась в строчках об этой редкой болезни так часто, будто все книги пытались не допустить развития надежды у отчаявшегося. В них раз за разом повторялось, что это неизлечимо. Или тебе проводят сложную магическую операцию, после которой ты остаёшься совсем без чувств. Ни любви, ни горести, ни счастья, ни боли. Ничего. Или тот, кто спровоцировал эти цветения, отвечает взаимностью.

В Англии колдомедиков, способных на проведение подобной операции, не было. Вряд ли были в Европе. Ханахаки — одна из самых малоизученных сфер в колдовской медицине из-за недостатка испытуемых. Какой процент людей заражается этим? Одна сотая? Гермиона могла считать себя счастливицей. И если этот способ ещё имел место быть, при условии, что ей каким-то чудом удастся получить врачей и остаться эмоциональным овощем, но хотя бы способным принести пользу обществу, то второй способ даже у неё вызывал смех.

Взаимность. Только не от этого человека.

— Хорошо, что ты проснулась, — ласково произнесла Помфри, прерывая неловкую паузу, которую Гермиона не успела заполнить сама. — Мне нужно наложить на тебя кое-какие чары, пока ты в сознании.

Грейнджер кивнула, будучи готовой сделать всё, что угодно, лишь бы поскорее заткнуть чёртова сверчка и провалиться обратно в сон. Слабость во всём теле поражала, особенно после того, как девушка скосила взгляд и увидела на правом предплечье цветок в районе кисти, который пророс среди месива крови и кожи. Мазь залечила разорванную плоть, так что сейчас её рука вполне могла походить на какую-то вычурную инсталляцию. Гермиона хмыкнула. Какая красивая и убийственная болезнь.

Гермиона поздно поняла, что происходило. Помфри читала заклинание и дымок, который она извлекала из пространства над головой гриффиндорки, постепенно превращался в образ. Гермиона знала, в какой образ соберётся белая пыль.

Она одёрнула руку, но было слишком поздно. Посреди лазарета, окутанного в ночь, стоял облик Драко Малфоя, как всегда с прищуром во взгляде и ленцой в плечах, будто даже в сознании Гермионы он оставался вот таким — делающим одолжение, что появился внутри её головы.

Повисла напряжённая пауза, потому что Макгонагалл напрочь лишилась дара речи. Гермиона знала, о чём та думала намедни: если это ученик школы, ей удастся убедить свою ученицу поговорить с избранником, возможно, тот тоже питает к ней тёплые чувства, она просто не знает, и всё в таком духе. Теперь всем стало ясно, что ситуация действительно безнадёжна.

— Гермиона… — протянула Макгонагалл, переводя глаза на студентку, когда образ слизеринца рассеялся, упав к их ногам, чтобы всё равно оставить после себя неизгладимое впечатление. Так похож на себя самого.

— Всё нормально, — едва выговорила Гермиона, смотря на свои руки. Можно было вообще придумать что-то ещё более нелепое, чем вот такой ответ? — Я не хочу, чтоб это кому-то стало известно. Тем более Гарри с Роном. Они и так… — она вздохнула, подняв глаза.