Amor deliria nervosa (СИ)

Гермиона ухватилась за дверную раму, привалившись к ней неповреждённым плечом. Чёрт. Силы покидали её, она не была готова к такому стремительному опустошению. Будто кто-то проткнул воздушный шар внутри неё тонкой иглой и выкачал все силы в один миг.

Гермиона посмотрела на тумбу и поняла, что там нет зелий. На ум пришла сценка из какого-то маггловского фильма, где главный герой сломал ногу, и домочадцы подарили ему колокольчик, чтобы тот звонил каждый раз, когда понадобится. Ей срочно нужен был такой, чтобы Помфри её опять усыпила.

Как-то Малфой болел и не появлялся на уроках четыре дня. На третий Гермиона думала, что умрёт. Нет, она никогда не была барышней, склонной всё драматизировать, но лёжа на полу в душе, чувствуя, как вода хлещет по её щекам, и выкашливая кровавое месиво из цветов, девушке тогда казалось, что смерть — неплохой вариант. На полу в душевой. Вряд ли Гермиона это так себе представляла. Не то чтобы она часто представляла себе свою смерть.

Несколько шагов, и девушка ухватилась за край кровати, сжав изголовье пальцами. Гермиона сглотнула, присев на постель. Жар поднимался по грудной клетке всё выше, провоцируя кашель. Вдруг она услышала за дверью голоса и легла на локоть, нахмурившись.

— …я не требую от вас большего, мистер Малфой, — голос Макгонагалл был на грани, она едва сдерживалась, и Гермиона даже могла нарисовать в голове её ровную линию губ, вытянувшуюся от возмущения. — Пару часов в день. Вы задолжали этой школе, если не помните.

— Если вы не помните, я отстроил эту школу.

Язвительный голос был так узнаваем, что, казалось, выстрели из дробовика в сантиметре у ушей Гермионы, она всё равно могла бы его услышать. Естественно, Малфой не исполнял чёрную работу после того, как закончилась война и пришло время считать жертвы и урон. За него это сделали мешки с галлеонами.

— Естественно, ваше материальное содействие нельзя недооценивать, но всё же… — профессор явно старалась выдерживать педагогическую грань изо всех сил.

— И если бы не моя мать, у Поттера не было бы ни единой возможности спасти нас всех грешных, — Гермиона могла буквально визуализировать его глаза, поднятые к потолку. — Так что не взывайте к моей совести, профессор. Я лучше вас знаю, что я должен, а что нет. У меня был чудесный учитель.

Последнюю фразу Малфой произнёс до того резким и жёстким голосом, что Гермиона вздрогнула. Не было сомнений в том, о ком говорил Драко, и от этого ей стало ещё более жутко. Несмотря на то, что все видели хладный труп Волдеморта, у многих людей до сих пор имя Тёмного Лорда вызывало всеобъемлющий ужас. Гермиона давно привыкла его произносить, но слишком мало прошло времени с того момента, чтобы просто забыть обо всём.

— И всё же у вашей семьи на данный момент сомнительная репутация. Я не сомневаюсь в ваших способностях, которые послужат отличным аргументом для дальнейшего будущего, но так же я не сомневаюсь в своих обязанностях, в которые входит написание характеристик для каждого студента, — надавила Макгонагалл, и за этим последовала пауза. — Так что подпишите, мистер Малфой, и мы поймём друг друга.

Что за чёрт? Их беседа проходила на грани вежливости, но даже так у Гермионы не было сомнений, что Малфоя заставляют что-то сделать. Тишина всё ещё давила, и несколько лет наблюдения за слизеринцем давали понять, что такая тишина не сулит ничего хорошего.

— Пару часов, мы составим график. Можете заниматься своими делами, даже не разговаривать, просто находиться с ней поблизости, чтобы…

— О, правда? А я уже расписал сто и один способ заговорить с ней, — ответил Драко полным ярости голосом и с сарказмом. — Теперь придётся всё спустить в камин!

Макгонагалл вздохнула, и Гермиона невольно задумалась о том, что волшебники совершенно не пекутся о должной звукоизоляции, имея под рукой волшебную палочку, которую, впрочем, иногда забывают использовать. Именно поэтому в её пятнадцать лет, уши, сотворённые близнецами Уизли, имели такой колоссальный успех.

— И всё же, я верю, что в глубине души вы хороший человек, Драко, — наконец произнесла Макгонагалл.

— Конечно, верите, — хмыкнул он. — Вы же гриффиндорка, — Малфой сказал это так, будто быть гриффиндорцем автоматически означало верить во всю ту ерунду, которую пишут в «Придире» о мозгошмыгах. Что-то совершенно непотребное.

Гермиона услышала шаги, и голоса стали тише. К ним примешался гомон Помфри, но сути уже было не разобрать. Понимание накатило на Грейнджер новой волной лихорадки. О, нет. Только не это. Когда Макгонагалл сказала, что сделает всё для её выздоровления, Гермиона предполагала, что та истратит километры пергамента для писем тем целителям, к которым у девушки не было доступа, но не это.

Грейнджер не знала, от чего её трясло больше: от страха, стыда или болезни. Ей удалось лечь, укрывшись одеялом. Господи, пусть она поняла всё неправильно. Пусть её догадки будут лишь…