Amor deliria nervosa (СИ)

— Ну так давай, Грейнджер, что-то ты не сильно выскакиваешь здесь со своей раздражающей рукой, — лёгкий спазм уколол девушку в плечо, когда Малфой прошёлся взглядом по её правой руке. Под одеждой он не мог видеть цветов, и она предпочитала, чтобы так и оставалось, но они точно чувствовали его присутствие. — Рассказывай, когда же это началось? — Драко опять растянул губы в издевательской улыбке, засунув руку в карман плотно сидящих на нём брюк.

Его волосы в этом году были несколько короче и падали на лоб, каким-то образом подчёркивая скулы. Ей пришлось насильно отвести взгляд.

— Просто уйди, — выдала Гермиона, смотря на стол в другой стороне.

— Не рекомендую меня злить, грязнокровка, учитывая то, что меня здесь с тобой заперли, и мне придётся какое-то время терпеть твоё общество, — когда она повернулась, то увидела, как Драко вновь падает на своё кресло, закидывая ногу на колено. — Хотя, судя по всему, это может закончиться куда раньше. Будем на это надеяться, — тон, которым сопровождался его ответ, не заставлял сомневаться в том, на что именно надеялся Малфой. — Лет в двенадцать я многое отдал бы, чтоб ты призналась мне в любви, — засмеялся он, явно развлекаясь, маскируя свою ярость от обстоятельств, на которые Малфой был не способен повлиять, под слоем веселья, — чтобы всласть поглумиться над тобой. Сейчас же в этом нет ничего удивительного, верно? — он склонил голову. — Ты просто такая же, как и все.

С таким же успехом ему можно было взять ножичек и вспороть ей горло. Это та фраза, которой Гермиона пытала себя, начиная с третьего курса. Такая же, как и все.

Такая же, как и те девушки, которым он нравился. Они не брезговали разными способами привлечения его внимания, и чем старше становились, тем развязней были способы.

Гермиона же никогда не жаловалась на недостаток его внимания. Правда, такого внимания, от которого потом вспоминаешь все едкие слова перед сном. На третьем курсе это непременно вызывало слёзы. На четвёртом вполне ощутимую боль, которую Гермиона тогда часто сравнивала с физической, не подозревая о том, что в будущем эта метафора станет как никогда применимой. Потом пришла нервозность, затем обида уступила место страху. И всё это, чтобы смениться цветами в лёгких, которые натурально резали ей внутренности ножами. Все эти чувства так несправедливо принадлежали Драко Малфою, который просто сидел в своём кресле, будто вертел в руках все её эмоции и отбрасывал прочь, не забывая потом протереть руки антибактериальной салфеткой.

Если так Макгонагалл представляла её спасение, то Гермионе не нужно было этого спасения. Просто поразительно, как можно быть безумно влюблённой в человека и не хотеть его видеть никогда в жизни.

Уже во второй раз за это утро Гермиона резко повернула голову на звук распахнувшейся двери. Минерва переступила порог, и её глаза тут же нашли парня, сидевшего в кресле.

— Мистер Малфой, вы не должны были…

— А есть разница? — уже в который раз прервал он профессора. — Разве не от меня зависит, останется ли жива ваша Золотая девочка немного дольше?

В этом было всё дело. Как бы ни заставляла его Макгонагалл, Драко не являлся дураком и теперь прекрасно понимал свою власть. Откажись он, и это испортит ему характеристику, но для директора это означает скорую кончину одной из лучших учениц. По его улыбке было ясно видно, что Малфой понимает, на какой чаше весов находится сам.

— Я хотела сообщить мисс Грейнджер лично, — отрезала Макгонагалл, поджав губы.

— А у нас могут быть секреты друг от друга с мисс Грейнджер? — Драко перевёл на неё взгляд. — Потому что мне казалось, что она буквально умирает от любви ко мне.

— Довольно! — прикрикнула директор. — Я полагаю, что на сегодня время посещений окончено, вы можете быть свободны, мистер Малфой.

— Не буду изображать разочарование, — настоящие эмоции на секунду показались на его лице, олицетворяя гнев, но он слишком быстро отвернулся и, преодолев расстояние до проёма в два шага, громко хлопнул дверью.

Гермиона закрыла глаза, понимая, что моральное облегчение вот-вот отдастся физической болью, но она была готова к этому. Если бы Малфой мог это почувствовать, наверное, ещё несколько раз посмеялся бы по поводу иронии. Ведь его присутствие причиняло ей моральную боль, а отсутствие — физическую. Гермионе нужно было выбирать из двух кошмаров.

— Я прошу прощения, что он так ворвался, мы должны были наложить чары на вашу комнату, — тон декана быстро смягчился, и Грейнджер хотелось бы почувствовать злость, хотя бы в половину соизмеримую с гневом Драко, но она была истощена даже для этого.

— Я просила никому не говорить, — только и выдала девушка, открыв глаза.

— Малфой подписал документ о неразглашении, он зачарован, так что можете быть спокойны, — Грейнджер уже открыла рот, но Макгонагалл предвидела её реплику. — Мы не могли не сказать ему, Гермиона. Он — наша единственная надежда, что вы останетесь в относительном порядке, пока мы не найдём решение для принятия мер.