Она прикусила внутреннюю поверхность щеки. Этого следовало ожидать. Она вдохнула воздух, стараясь сделать это так, чтобы Малфой не заметил, хотя он и вовсе не смотрел на неё. Гермиона прочитала все доступные книги о своей болезни, но до сих пор никто не понял, как это работает: без палочки, совершенно без каких-либо видимых изменений её состояние улучшалось в его присутствии. Чем ближе он находился, тем легче становилось дышать.
Поднявшись, Гермиона молча прошлась к подоконнику, куда упал утренний «Пророк», который она не успела забрать, так как в комнату вбежала Помфри, желая взять у неё кровь на анализы. Этим девушка себя утешала: возможно, благодаря ей, наука откроет какие-то способы лечения или хотя бы изучит ханахаки лучше. Чтобы не быть просто бесполезным умирающим телом.
Девушка села обратно на кровать и убедила себя, что этот час пройдёт быстро, и она просто погрузится в чтение, как делала всегда, когда искала ответы или когда хотела сбежать от реальности, которая становилась слишком невыносимой. Но её план рухнул, как и всё, что Гермиона планировала в последнее время. Главную страницу самой читаемой газеты в магической Англии украшала фотография Люциуса Малфоя, прямо под жирным заголовком о том, что тот скончался в Азкабане сегодняшним утром. У неё встал в горле ком и впервые за многое время не от расцветающих бутонов. Она медленно оторвала глаза от газетных строк и самодовольной усмешки Люциуса Малфоя, которая передалась его сыну.
— Драко, мне очень… — начала говорить Гермиона, но тут же была прервана.
— Что? Жаль? — язвительно переспросил он. — Обязательно нести эту чепуху? Тебе абсолютно не жаль, так признай это.
И это была правда. Она даже не знала, почему так сказала. Наверное, это просто устоявшееся выражение. Ей правда было не жаль Малфоя-старшего. Когда после войны его упекли в Азкабан, признав виновным, он уже тогда выглядел неважно, словно иссох от долгой службы Волдеморту, так что смерть Люциуса не стала шоком. Однако Гермиона в последнее время даже забыла думать о чём-то, что не касалось медицинских справочников. Ей не было жаль Люциуса, но ей не хотелось, чтобы Драко было больно. Ей никогда не хотелось этого.
— Ну, он желал моей смерти, — как бы оправдываясь ответила Гермиона и закрыла газету, сложив её вдвое.
— И в конечном итоге он выиграл, да? — дёрнул подбородком Драко. — Пусть отец этого и не увидит, но ты умираешь. И умираешь из-за меня. Думаю, он бы одобрил.
Гермиона прекрасно знала, как Малфой умеет ранить словами, поэтому ей пришлось лишь задержать дыхание. Словно он ударил её по лицу этой фразой. Она заправила волосы за уши, решив промолчать. Вся эта затея изначально попахивала гнилью. Глупо было полагать, что они не станут въедаться друг другу в глотки. Точнее, он не станет.
Внезапно Малфой встал и подошёл к окну рядом с её кроватью. Руки Драко тут же нашли своё место в строгих карманах брюк. Гермиона увидела, как дневное солнце слишком погожей осени для конца октября переливается на его платиновых волосах, делая холодным даже это оранжевое свечение. Ей всегда казалось, что куда бы Драко ни входил, там начинал идти снег, который почему-то чувствовала только она.
— Он это заслужил, Грейнджер, — сказал Малфой странно спокойно, будто выносил отцу вердикт.
— Возможно, — отозвалась она через пару секунд, размышляя, ждёт ли он ответа. — Но это не отменяет того, что ты любил его и…
— Он сделал меня Пожирателем смерти, чтобы Волдеморт простил ему грехи, как ты думаешь, много ли я знаю о любви к нему? — повернулся к ней Малфой, бросая эти слова в лицо.
— Любить кого-то не означает, что он обязательно будет стоить того, — Гермиона отвернулась, пытаясь показать, что разговор закончен.
Сколько раз она лежала и представляла это. Как они разговаривают. Нормально разговаривают: такие фразы, где будет что-то кроме оскорблений и приказов «заткнуться» или «свалить с дороги». Сколько раз она представляла его вот так близко. И что в итоге? Это только хуже.
Все эти разговоры о чём-то наносили раны сердцу Гермионы. Смешно, потому что ей казалось, что теперь она не имеет права использовать эти метафоры, когда настоящие раны скоро должны будут появиться на клапанах её самого главного органа.
— Да, Грейнджер. Так как ты думаешь, в твоём случае это стоило того? — издевательски спросил Малфой, услышав двойной подтекст в её ответе и, наконец, обратив на неё свой взор. — Честное слово, я думал, что это очередная тупая шуточка от Забини, пока не увидел панику на лице у Помфри. Мне казалось, что ты не настолько идиотка, чтобы позволить своему телу играть против тебя.
Она закрыла глаза, с силой сжав губы. Гермиона пообещала себе утром не вестись на это. Малфой будет провоцировать её, как делал всегда. Иногда она отвечала ему, потому что злость наполняла девушку до краёв — те вещи, которые этот парень мог выдавать, были порой слишком гнилыми для её чувств.