Amor deliria nervosa (СИ)

— Малфой, это уже чересчур, — сжала губы Гермиона, всё же делая над собой усилие и приказывая себе его оттолкнуть, хотя само движение было настолько слабым, что даже не претендовало на правдоподобность.

Её дыхание выровнялось и теперь, когда боль не сдавливала грудную клетку, сосредоточиться на близости Драко оказалось куда легче. И это было негативной стороной ситуации. Он точно знал: ей это нравится, что делало всё ещё хуже.

— Ты девственница? — спросил Драко уже не таким вкрадчивым тоном.

— Нет, — она ответила внезапно даже для самой себя, но в голосе были нотки вызова, Гермиона могла поспорить, что он этого не ожидал.

Гриффиндорка ждала от Малфоя какой угодно реакции, пусть даже удивления, но не того, что парень рассмеётся.

— Что, попробовала с Вислым и не получилось излечиться?

Наглость слизеринца не знала границ, так что Гермиона сделала себе заметку перестать удивляться этому его качеству.

— Это не твоё дело, — прищурила она глаза, пытаясь выстроить границы. — И тебя это не должно заботить.

— Как же, здесь девица умирает от любви ко мне, — насмешливо протянул Драко, всё ещё держа руку у её головы. — Просто признай, что тебе бы хотелось.

Она чувствовала, как краснеет шея, покрываясь пятнами. Ей хотелось, чтобы он перестал издеваться и просто отошёл, несмотря на то, что это совершенно не понравилось бы цветам в её груди.

— Придурок, — пробормотала Гермиона и, воспользовавшись уверенностью Малфоя в своей ловушке, легко оттолкнула его, пролезая под рукой слизеринца.

Она села на кровать, с удовольствием заметив, что ей сменили постель, потому что прошлая была в потёках пота и крови после этой ночи. Внезапный прилив сил её осчастливил и озадачил одновременно. Впервые за многое время она могла позаниматься, поэтому Гермиона задумалась над домашними заданиями, которые за все эти дни скопились у девушки.

— Тебе стало хуже, потому что я не приходил, — уверенно произнёс Малфой, выходя из ванной и садясь на своё идиотское кресло, — и ты не пожаловалась, — видимо, он ждал от неё ответов, но Гермиона была сосредоточена на поиске книги в сумке. — Скажи, Грейнджер, кто тебе так искусно отвинтил инстинкт самосохранения? Или тебе приспичило умереть как можно раньше? Вот так оставишь Поттера сироткой ещё раз?

— Я уже говорила, что не собиралась просить тебя быть моей нянькой, — прервала она его поток желчи, который почему-то очень походил на возмущение. Скорее всего, оно было связано с тем, что если бы жизнь самого Драко зависела от нахождения кого-то с ним в одной комнате, тот бы приковал человека цепями к своей лодыжке. — Не я просила об этом Макгонагалл, так что не стану упрашивать тебя быть здесь.

— Даже ценой собственной жизни?

Гермиона молчала, перекладывая бумаги излишне агрессивно, и не поднимала на него глаз. Когда стало ясно, что она не станет отвечать, он цокнул:

— Ах, ну да, Гриффиндор и львиная гордость, — саркастично протянул парень. — Очень смахивает на овечью тупость, но…

Гермиона вздохнула, но сдержала себя, промолчав. Возможно, он этого и добивался? Чтобы она умоляла его прийти? Или же просто не относился серьёзно к происходящему? Плевать.

Гермиона водрузила себе на ноги книгу, начиная делать записи. Завтра доклад должен лежать на столе у Бинса, а у неё ещё нет ни строчки.

Наверное, прошло не больше получаса этой вежливой тишины. Гермиона приказала своим глазам слушаться и не отлипать от текста, хотя она и знала, что этого послушания надолго не хватит. Чем быстрее прогрессировала болезнь, тем больше ей хотелось с ним сблизиться. Однажды она думала о тех фильмах про неправдоподобных оборотней, которых заковывали в цепи перед полнолунием, чтобы они никому не навредили. Будто настоящего оборотня сдержали бы цепи. Гермиона полагала, что когда-то сойдёт с ума настолько, что не сможет дать себе оплеуху и действительно побежит к нему.

Сейчас она упрямо сверлила глазами свой доклад, выводя на пергаменте буквы, и лишь изредка посматривала на Драко, который читал, закинув ногу на колено. Это его любимая поза. Он не был напряжён и совсем не выглядел скорбящим. Девушка задумалась о Нарциссе и о том, стала ли потеря мужа для неё ударом, потому что сын Люциуса перенёс это на удивление спокойно.

— Когда это началось, Грейнджер? — шорох очередной страницы в его руках и этот вопрос прервали тишину.

Она замерла с пером в руке, смотря на слово «нелицеприятный», которое описывало гоблинские судебные процессы в позапрошлом столетии. Почему-то Гермиона сразу поняла, о чём он спрашивал. Чтение мыслей или внутренняя связь не являлись признаком ханахаки, а вопрос можно было интерпретировать по-разному, но она знала, как точно его нужно трактовать. Гермиона сглотнула, закусив внутреннюю часть щеки, — у неё там уже появилась ранка от часто повторяющегося жеста.

— На третьем курсе, — едва слышно ответила она и продолжила писать, не концентрируясь на его взгляде, который чувствовала каждой порой, а дьявол за её плечом так и шептал: «подойди к нему». Пошёл ты.