Amor deliria nervosa (СИ)

— Этот вид роз называется миранда, — наконец заговорил Малфой. — Так звали прабабушку моей матери. Она страшно любила пионы, но этот вид цветов не считался достаточно аристократическим, поэтому мой прадед — Поллукс Блэк — нанял лучших флористов. Они вывели сорт пионовидной розы, а прадед назвал их в честь той, которую очень любил, — Гермиона вздохнула, когда Драко провёл пальцем по её коже вокруг цветка. — Миранда была очень близка с моей матерью, и после её смерти эти цветы стали любимыми у Нарциссы. Она забрала их в Мэнор и засадила ими огромную площадь сада. Только за этим сортом мать ухаживала самостоятельно, не подпуская гномов, и мы часто проводили время вместе, копаясь в земле, пока я был ребенком, хоть отец и не одобрял этого, мягко говоря. Теперь это мои любимые цветы.

— Я должна была догадаться, что это связано с твоей мамой, — сказала Гермиона полушёпотом, надеясь, что её голос не звучит так, будто она готова растаять кусочком льда, пока он касался плеча девушки.

— Боль действительно прекращается, когда я приближаюсь? — Малфой склонил голову и, кажется, испытывал искренний интерес.

— Да, — кивнула Гермиона, понимая, что нет смысла врать.

В глазах Драко заиграло что-то удивительное. Если бы ей велели бы потом описать увиденное, она бы сказала, что так смотрит сумасшедший учёный на возможность очередного безумного эксперимента.

— Это распространяется только на касания? — спросил Драко, садясь на край кровати девушки.

— Н-наверное, — она нервно поправила рубашку, запахивая её крест на крест.

Гермиона знала, что это распространяется на абсолютно любую его близость, но тон парня настораживал гриффиндорку.

Вдруг он поднёс руку к своему лицу и, не отрывая от неё взгляда, медленно облизал кончик большого пальца правой руки. Гермиона смотрела на это, как заворожённая, пытаясь заставить свой мозг думать, просчитывать на несколько шагов вперёд, но всё, что говорило сейчас её сознание, ничего общего не имело с рациональностью. Тело девушки хотело избавиться от боли и было готово на любые меры для этого.

Малфой протянул руку к ней и, взяв лицо Гермионы за подбородок, мазнул влажным пальцем по её нижней губе. Наверное, если бы она была в себе, то тут же хлопнулась бы в обморок от шока, но всё, на что гриффиндорку хватало сейчас — это потрясённый взгляд.

— Оближи, — велел Драко так, будто Гермиона являлась полоумным человеком, не понимающим очевидного.

И это было легко. Слишком легко для той, которая обещала себе не показывать перед ним этой слабости. Пусть Помфри и Макгонагалл убеждали её, что они были обязаны ему доложить о всём положении вещей, она не хотела стелиться перед ним дорожкой, и у неё это получалось до недавнего времени. Но когда он немного сильнее надавил, проталкивая палец в её рот, Гермиона провела по его кончику языком, чувствуя, как мышцы расслабляются, а стебли замирают. Через секунду губы Малфоя растянулись в усмешке, и он убрал руку.

— Ты же чёртово поле для экспериментов, Грейнджер, — сказал он, подтвердив её догадки и схватив книгу, вышел за дверь, не прощаясь и всё ещё самодовольно усмехаясь себе под нос.

***

Три врача из Мунго, два специалиста из Италии, пять французов. Они толпились над Гермионой после того, как Макгонагалл убедила её, что все подписали договор о неразглашении.

Создавалось такое чувство, что заболеть ханахаки можно лишь каким-то постыдным путём, вроде постоянных беспорядочных половых связей или чего-то подобного, что осуждалось обществом. Но Гермиона всего-то влюбилась в неправильного человека.

Несмотря на то, что директор школы потратила время, чтобы убедить её в этих процедурах, Грейнджер никогда бы не противилась. Возможно, это поможет не только ей, но и медицине в общем.

Драко исчез на два дня, и она не знала, приходил ли он вчера, потому что весь день над ней колдовали специалисты, общаясь с переводчиками. Первый час Гермиона ещё пыталась что-то улавливать и разбирать, надеясь понять прогнозы, но к концу четвёртого часа гул только давил на её мозг и грудную клетку, заставляя девушку всё чаще выплёвывать целые соцветия.

Тот факт, что над ней тряслась половина самых сведущих магических целителей Европы, и ни один из них не мог хотя бы на четверть повторить тот эффект, который оказывал на её болезнь некий высокомерный жеманный придурок, был весьма смехотворным. Ей всё не становилось лучше, поэтому уже к вечеру, когда Гермиона осталась одна, Помфри подключила её к аппарату, очень похожему на маггловский, только он работал на определённых заклинаниях. Трубки были воткнуты в гортань девушки, чтобы вентилировать лёгкие, хотя, как призналась целительница, колдомедики не были уверены, что это поможет, но попробовать стоило.

— Мадам Помфри? — Мариэлла просунула свою светлую голову в комнату, смотря на наставницу, которая каждые полчаса приходила, чтобы проверить показания; пока что от них не было много толку, особенно учитывая, что боль в грудной клетке Гермионы не становилась ни на капельку меньше. — Он здесь.