Аморальное (СИ)

И теперь, беспомощная, сбитая с ног и заваленная на пол, она не могла припомнить ничего, и осознание катастрофы ещё больше сводило её с ума. Всё вокруг прыгало и скакало всё с той же сверхъестественной мощью, туман всё также пропитывал её мозг, парализуя его, усыпляя; разве что теперь сама Ими практически не двигалась и уже завершились разрушительные перемещения борцов по квартире. Болели глаза. Первая боль, которую Имтизаль осознала и смогла определить её источник, хотя еще была слишком далека от встречи с ослеплённым сознанием: глаза болели невыносимо. После – спина. Резкая боль растеклась по всему корпусу от ушиба, упирающегося в перекладину разрушенного мольберта. Криво сломанный кусок дерева лежал как раз под той частью тела, на которую пришёлся первый удар, поперёк спины, и теперь больно впивался в ноющую повреждённую плоть, равномерной волной заостряя болевой эффект, и хотя Ими не лежала недвижно, Эрик и Дерек периодически выбивали её, она то и дело откатывалась обратно на этот деревянный кусок, так получалось само собой, и он каждый раз попадал именно под тот ушиб и заставлял её скулить. Хотя, скорее всего, ей так казалось: на её спине не было участка тела, свободного от ушибов. От напряжения на стиснутых в кулаки кистях лопались капилляры, красными точками проступая на коже. Ногти покрылись нежным небесным оттенком от пустующих сосудов, кончики пальцев болезненно белели. Выло от физических мук всё тело.

Но безумствующий мозг выл громче.

Так она даже не сразу поняла, что её перестали бить. Она уже ничего не видела: глаза давно заволокла кровь, но она продолжала отчаянно выкатывать их, неосознанно, как по привычке. Она сжимала руки в кулаках тоже неосознанно, боясь выпустить воображаемые ножи. Она не слышала, как Рэй что-то сказал Эрику, она ничего не слышала, вокруг был только адский гул, вокруг была только адская боль.

Она испугалась, что ослепла. Понадобилось время, чтобы понять, что видеть ей мешает кровь.

Её сердце как будто растворилось где-то между лёгкими, прекратило циркулировать кровь и разъелось в кислоте бессилия, мерзкое чувство наполнило всю грудь, как яд течет по ребристой поверхности, обволакивая едкой пеленой каждый бугорок и терпеливо сравнивая с ним даже самые глубокие впадинки; её сердце чугунной тяжестью опускалось в брюшную полость, растекаясь там гниющей мрачной отравой, и тело мучительно съёжилось бы в комочек, если бы могло.

– Ты смотри, она ещё ползёт.

Остаток работающего мозга говорил ей, что в двух метрах есть нож, Ими не видела, куда ползёт, она даже не очень уже понимала, зачем ползёт. Даже в детстве никогда ещё она настолько не теряла разум. Удар ногой пришёлся ей в голову.

– Добить?

– Не надо, возьмём с собой. Посмотри, нет у неё здесь чемодана.

Чемодан был, и в него попытались сложить Имтизаль.

– Может, отрезать ей руку?

– Поверни плечи, влезет, вот.

Она пыталась отмахнуться, механически, но безуспешно. Молния чемодана зажала ей волосы, и её покатили к выходу.