«Интересно, а зубы у нее настоящие или протезы? — промелькнула шальная мысль у начальника охраны. — Минет с деснами — это так забавно и необычно! К тому же эта бородавка под ухом наверняка в молодости была симпатичной родинкой…»
— У меня в кабинете, — загадочно шепнул Рамир в ухо разомлевшей женщины, — большая коллекция огнестрельного оружия. И, если хотите, я Вам продемонстрирую свой любимый пистолет. Вы таких пистолетов, мадам, в руках еще не держали. Огромный пистолет.
— А почему бы и нет! — выдохнула опьяневшая Татьяна и пала в руки галантного кавалера…
Ревизионная комиссия, нагрянувшая поутру с проверкой была несколько удивлена: во первых ремонтные работы, вопреки ожиданиям начались и шли полным ходом. Во вторых — ревизоров никто не встречал. Ни начальника охраны, ни завхоза не было на месте. Лишь три перепачканных гастарбайтера ползали со шлифмашинкой по мокрым ступеням фойе. Причем, на одном из них были туфли за четыреста долларов… Беспрепятственно проникнув через задний проход в министерство, комиссия сразу же направилась в кабинет завхоза. Там, за закрытой дверью их ждала не менее грандиозная картина: на диване из зеленой кожи спала красивая женщина с обнаженной пышной грудью. Ее голова, согласно технике безопасности, находилась в пластмассовой каске и приоткрытый рот растянут в улыбке. При этом на руках ее возлежал завхоз Иван Семеныч и блаженно сосал роскошную грудь. Штаны его были мокры, а в правой ноздре в такт дыханию надувался и лопался зеленый пузырек. Слегка охреневшие ревизоры бросились вызывать охрану, но сцена, представшая перед их взором в кабинете начальника охраны, отняла остатки разума даже у председателя комиссии.
Шеф охраны, Рамир Эльбрусович, сидел в резном кресле закрыв глаза и с расстегнутыми брюками. В одной руке он держал вороной пистолет, а в другой — вставную челюсть. Хозяйка вставной челюсти, пожилая и некрасивая толстуха, крепко спала, положив голову на колени Рамира Эльбрусовича и причмокивала во сне беззубым ртом. Главному ревизору сделалось дурно и он, зажав рот, ринулся в мужской туалет. Распахнув дверь кабинки он обнаружил довольно симпатичную девушку, сидящюю на унитазе. Секретарша Соня откинула голову на сливной бачок и что то бормотала во сне про французское белье и спортивные автомобили. В руке она крепко сжимала кружевные трусики, а волосы ее разметались… От неожиданности ревизор забыл что его тошнит. Он взял в руки девичьи трусики, зачем то их понюхал и хищно улыбнулся. Потом быстро сунул их в карман серого пиджака, где уже находились губная помада и тушь для ресниц. Затем глава комиссии умылся холодной водой, причесался у зеркала и пошел писать отчет об удачном освоении выделенных на ремонт министерства денег.
Тем временем мы успешно залили подоконники и ступени. Благодаря специальному пластификатору ксилолит быстро набрал прочность и уже к вечеру мы приступили к его шлифовке. Витя азартно елозил машинкой по ступеням, когда я заметил что на одной ступени вдруг отчетливо проступают медные буквы. Приглядевшись, я прочитал текст: "… ИГОВО". Не веря своим глазам, я пощупал мокрые буквы рукой. Буквы были холодными. Мне поплохело…
— Витька, сын гниды и червя!!! — взревел я так, что дрогнули стекла на тридцатом этаже министерства. — Что это за буквы, падла случайнорожденная!?!?!
— Ну как же, патрон, — подсобник глянул на меня бирюзовыми глазами, — Нетленный след. Память потомкам… Ты же сам пример приводил про древнего Сострата и маяк. А мы чем хуже?
— Бля… мне нехорошо… — я взялся за сердце. — И что тут написано, дебил? Надеюсь, что без мата? Что это за "… ИГОВО"?
— «СДЕЛАНО ФИГОВО» — высказал свою версию подошедший Йончик.
— Это ты сделан фигово, брателло, — обиделся Витя, — тут написано: " ВИТЯ ИЗ РОСВИГОВО". А там, — подсобник махнул на соседнюю ступеньку, — мой номер телефона. Целый вечер проволочки гнул…
— Слушай ты, древний Кастрат, — я овладел собой, — надеюсь ты мой телефон не выгнул в проволочках?
— Ты че, шеф, — успокоил меня Витя, — как я мог забыть? Конечно выгнул. Мы ж команда! Тебя я в подоконник забетонировал. А Йончика телефон — на верхней ступеньке…
Мне вдруг захотелось много крови, много слез и просто кого то убить. Я глянул на Витю, но вспомнил, что убийство в нашем государстве не поощряется. Особенно таких редких экземпляров.
— Значит так, Виктор, — я принял спасительное решение, — места с надписями не шлифовать! Не трогай их, понял? Пусть сами вышлифовываются. Пока проступят наши имена мы будем уже далеко от царя Птолемея. Или царь поменяется… Так и быть, поддержим древние традиции каменотесов. Сострат хренов, руки бы тебе отломать…