— Финики, — убеждал меня Ролик, — прекрасные плоды. Не только мякоть, но и косточки можно употреблять в пищу. Еще грозный воин Мохаммад во время голода научил своих соплеменников молоть финиковые косточки в муку и печь лепешки… Кстати, американский спецназ тоже это взял на вооружение — от арабов переняли. И великий Фирдоуси упоминает в "Книге Царей": "…Суть в том была, что люди раньше не были избалованы, довольствовались простой пищей, ели коренья, злаки, молоко от скота домашнего, лепешки из финиковых косточек. Див же взялся готовить мясо — и птиц и четвероногих тварей, дабы…"
— Херня эти финики, — отозвался сверху Витька, — у меня знакомый был, спортсмен-вегетарианец, тоже вот на финики с изюмом подсел… Чуть не помер от этой финиковой диеты. Прикинь, шеф, нет чтоб пельменей покушать и на диван, так хули, режим у него. Полкило фиников проглотит и бегом на стадион, круги мотать. Я ему говорю: — Расслабся, Славик, пей пиво, а не то подохнешь… Так и получилось: начал у него живот болеть и раздуваться. Чем больше бегает, тем больше опухоль растет. Финики жрет, а рези в животе дикие… Отвезли в больницу. Доктор этому Славе брюхо вскрыл, а там, пацаны, вы не поверите — из финиковых волокон целый клубок скатался. Размером с кулак. Застрял в желудке, хрен высрешь… Еще бы пару дней и все — выросла бы на славиной могилке красивая финиковая пальма. Славик теперь опомнился: пиво, чипсы, телевизор — все как у людей. Клубок свой засушил и в сервант поставил… А ведь мог помереть, дуралей.
После этих слов Витя свесился с верхней полки вниз и стал тыкать куском сала в круглую коробку из под шоколадного торта. Теперь там находились сладкие коричневые крошки и Витя ловко отправлял их в рот. Вчерашний торт был вкусен, съеден быстро, но, несмотря на это, я все же был невеселый и злой. По правде говоря, поселяя Витьку на верхнюю полку купе, я лелеял тихую надежду на то, что ночью он рухнет головой на столик, раскроит себе висок и у меня на одну проблему под названием "подсобник" станет меньше. С этой целью я даже расставил на столе пустые стаканы из под чая… мелочь, но шансы на летальный исход Витьки в потусторонний мир сильно возрастали. Но Витька не упал, голову не разбил и теперь кушал сало с шоколадными крошками. А я, потягивая чай, философски размышлял о том, что коль уж Творец выплеснул на поверхность бытия такое существо как Витя, значит где то должна быть сокрыта некая неведомая цель для которой сей гоблин с улыбкой дауна предназначен… Потому что с видимой целью было все понятно: мы направлялись в славный город Одессу к моему старинному другу Вениамину.
Мой приятель Вениамин был шутник известный на всю сырецкую округу. Хотя, почему "был"? Он до сих пор живой и даже шутит. А веселый нрав у него не потому, что он живет теперь в Одессе, туда его из Киева случайно занесло, а просто потому что он потомственный еврей. А впрочем, если ты больше месяца прожил в Одессе, то будь ты хоть румын, турецкий подданый, татарин или негр, неважно: …ты уже немножечко еврей. Но этот интересный факт я не сразу обнаружил: тогда, в конце восьмидесятых, не было еще межнациональной розни, этнических конфликтов и я по форме члена не делил друзей. А было нас три друга — я, Вениамин и Федя-Фантомас. Мы вместе поступили в институт, мы вместе тискали девченок по аллеям и вместе призывались в армию служить. В те времена служили и студенты. По возвращении домой мы оказались в новом государстве — Союз трещал по швам, гремел Нагорный Карабах, повсюду был бардак и стало модно нелюбить евреев. Я тоже, чтобы быть в струе, стал медленно евреев ненавидеть, а Федор, он оказался генетическим хохлом, меня, конечно, поддержал. И, однозначно, Веник за компанию к нам присоединился и каждый день развлекал нас новым анекдотом про самого себя… С моей идентификацией было чуть сложней и потому меня назначили кацапом. В лысом Фантомасе, напротив, резко выбились хохляцкие черты. К примеру, он мог нас пригласить на день рожденья и, прийдя к нему домой, мы обнаруживали на столе пустую упаковку от торта. А Фантомас тем временем лежал счастливый на диване и бренчал гитарой. Вот ведь ненасытливая сволочь.
— Апофеоз украинского жлобства! — огорченно говорил Вениамин, — Сожрать всухую торт! И без друзей!
— Ну пацаны… я ничего не мог поделать, — пел под ноты Федор, — Во мне взбурлила гетьманская кровь казаков запорожских…. А может быть и жмеринских жлобов. Я даже сам не знаю, как это случилось.
— Тогда во мне бурлит кацапская душа, — я открывал принесенную водку и начинал пить жадно из горла, — расейский нрав, простите пацаны…
— Ты, бля… моцкаль еще нашелся,… да по тебе Каунас рыдает. Все, мужики! Жидомассонство победило! — Веник доставал из поздравительной открытки две пятидолларовых бумажки, принесенные имениннику в подарок и клал себе в карман, — ты, Валдис, негодяй и ты пойдешь за водкой.
— А кто пойдет за водкой нам покажет поединок, — я вынимал колоду карт. — Фантоцци, не тяни, раскидуй преферанс.
Так, по ночам, за карточной игрой в нас росла этническая ненависть и злость.