— Знаешь, в Египте тоже были расхитители гробниц, но воровали хотя бы золото, а эти, вишь, таблички с крестами пилят. Но явно не местные. А знаешь, почему? Менты уж не раз ловили — без толку. Ну я и сообразил способ, чтоб отвадить так отвадить. Уговорил Антоху поставить на одной заброшенной могиле большой медный крест — чтобы сразу в глаза бросался. А самого Антоху прикопал землей слегка, ну и тоже засел за куст, а то Антохе, хоть и здоровый он, а страшно. Как стемнело — идет один гробокопатель прямо к кресту. Только ухватился за него, чтобы вытащить, как могила разверзлась, или разверзилась? Не важно. Из-под земли показались руки и вцепились в крест. Но, вместо того, чтоб бросить крест и бежать что есть мочи, вор словно прирос к нему, едрень фень. Руки из могилы, ну в смысле Антохины, тянут крест на себя, а тот на себя — ну не сознает, что делает. Видать, оглоушен был собственными воплями, которые раздавались на все кладбище. Я тоже очень удивился, что вор не убежал, а еще сильнее в крест вцепился. «Ну и народ пошел, — думаю, — ни в Бога ни в черта не верит». Правда, говорят есть особое оцепенение от страшного страха, словно током притягивает. Ну а Антохе эта борьба за крест и вопли эти надоели. Он встать решил. Вор тут же перестал вопить, всего его перекосило. У кого слабые нервы, в подобных случаях бывает разрыв сердца. Но воры они не робкого десятка. Чтоб быть вором нервы нужны покрепче, чем у космонавта, едрень фень. Ну этот жив остался, только слегка повредился в уме. А среди воров слухи распространяются быстро, так что после этого случая местные могил не оскверняют. Если и орудует кто, то только приезжие. Вот тут и зацепка, сечешь?
— Ну приезжие разные бывают. Не обязательно что это твои сатанисты, — выразил сомнение Деснин.
— А вдруг.
— Так они и пошли кресты в цветмет сдавать.
— Ну мало ли. Они ж тоже разные, может денег на проезд не хватило, а может жадные дюже — не пропадать же добру.
— Ладно, так и скажи, что с тебя, как со сторожа, за кресты спросят.
— Спрашивали уже. Так я ментам прямо сказал: идите в скупку. Не идут, потому как повязаны все. Ха! Да если б наша милиция хорошо работала, то бы уже давно полстраны сидело. Во главе с правительством. А так, знаешь, как они борются с цветметчиками? Приходят к хозяину в пункт и клянчат: дай нам сетку огородную — бабка одна достала, житья нет, начальству жалуется. Тот им: вон, забирай. А они ему еще: спасибо, спасибо.
Уже в Печужске путники наткнулись на такую сцену. В сквере у памятника Ленину собрался народ. Поглазеть было на что: на шее Ильича болтался железный трос, а сам он наклонился к земле под углом градусов в сорок пять, и теперь указывал рукой не в светлое будущее, а в землю. В толпе рассказали, что ночью подкатила к памятнику какая-то банда на джипе, накинули вождю петлю на шею, привязали трос к машине и рванули. Но Ильич устоял — внутри памятника оказались стальные штыри.
— И что за идиотизм творится? — комментировал увиденное Скипидарыч. — Хотя все ясно — на сплав, из которого памятник сделан, видать, позарились. Это еще что. Вон в прошлом году бронзовый бюст Пушкина из скверика на Пушкина же улице свистнули. Это ж все равно, что могилу осквернять. А, все прут, ничего святого, едрень фень. Не удивлюсь, если Медного всадника в цветмет сдадут.
Глава VI
Ложный след
Так, за разговором путники подошли к пункту приема. К послеобеденному открытию у дверей собралась порядочная толпа. Кто с мешками, кто с сумками, а кто даже с тачками.
— Вот он, вертеп экономического разврата, — заметил Скипидарыч, заняв очередь. — Вот они, блин, старатели — все прошли огонь и воду, чтобы сдать медные трубы. А чего поделаешь, еще апостол Павел говорил: где нет закона — нет и преступления. Криминальная власть развращает народ. Порог преступления снижается. «Если уж там все бандиты, то с нас чего взять?» — так народ думает. Да и потом, какое это преступление совершить преступление против преступной власти? Никакой это уже не грех. Ведь грех это антиобщественный поступок, преступление перед обществом. А если само общество преступно, то… Тогда все наоборот преступником становится тот, кто не совершает преступлений. Он идет против общества, а, стало быть, ему опасен, едрень фень.
На развыступавшегося Скипидарыча недовольно косились, однако в очереди стояли не только подозрительные типы.
— Сынок, как думаешь, примут, — показывала Деснину самовар какая-то бабулька интеллигентного вида. Деснин пожал плечами, а Скипидарыч извлек из кармана магнит, приложил к самовару и заверил:
— Примут, мать, примут.
— Ой, хорошо. Хоть конфеток себе куплю к чаю, — обрадовалась та.
— А у меня, у меня проверь, — совал какой-то старичок электрочайник.
— Тоже возьмут, — успокоил его Скипидарыч, — нержавейка. Только бы ты ручку у него отломал, да спираль выкинул, а то вычтут из общего веса.