Ампутация Души

— Ты где кресты взял, едрень фень!?

— Какие кресты? Ничего не знаю.

— Хорош выделываться. Мы тебе не менты, понял. Щас уведем в укромное местечко и… Короче, выкладывай все про своих дружков.

— Каких еще дружков? — искренне удивился гробокопатель.

— Про сатанистов, с которыми приехал.

— Чего? Ты че, дурак? Какие еще сантанисты?

— Это они могилы курочат, а тебе мало — ты кресты в цветмет сдаешь.

— Слышь, братан, — обратился гробокопатель к Деснину. — Убери ты от меня этого психа. Не знаю я никого. Я один работаю. А если с вашей могилы крест снял — возмещу.

— Да не в том дело, — заговорил Деснин. — Ты, видать, на кладбище бываешь по ночам, значит знаешь, что там творится.

— Да это он и творит, у, сатанюга заезжий! — вмешался Скипидарыч.

— Сам заезжий! Я местный, в отсидке был. А этих ваших сантанистов сам боюсь. Видел пару раз. Копали чего-то, пели. Я сам когти порвал. А больше ничего не знаю.

— А кто знает? — не унимался Скипидарыч.

— Да никто. Все, кто видел этих ваших сантанистов — боятся и на кладбище не суются. Ты сам все с ружьем там шастаешь — вот и должен знать.

— А вот я тебя в милицию щас и сдам, — пригорзил Скипидарыч.

— Угу, ты меня сначала на кладбище с поличным поймай, сторож хренов. Сам всего боишься. Видел я, как ты от каждого шороха бегаешь.

— А ты смелый такой? Смотри, вот поймают тебя сатанисты — будешь знать.

— А я и не пойду больше. Пустите меня, мужики. Я лучше провода резать буду.

— Вали, не до тебя, — сказал Деснин. — Только мразь ты, если могилы грабишь.

— Зря ты его отпустил, — сокрушался Скипидарыч по дороге домой. — Темнит.

— Да не темнит. Просто дурацкая твоя затея с этим цветметом.

— А вот и не дурацкая. Он тоже сатанистов видел.

— Сам же ему и сказал, что это сатанисты.

— Опять мне не веришь. А вот ты сходи в церковь-то, сходи.

— Ладно, схожу. Только до вечера ты от меня отстань и ничего больше не придумывай, — поставил условие Деснин.

*****

С первого взгляда за прошедшие семь лет в церкви ничего не изменилось. Все так же с вышины купола глядел строгий лик Вседержителя. Ему предстояли сонмы святых и бесплотных сил. По стенам разворачивались картины библейских и церковных событий, а на западной стене в огромной многоплановой композиции находилась фреска Страшного Суда.

Всё было так, как раньше. Но где-то в глубине души Деснин чувствовал, что чего-то не хватает. Сама атмосфера была иная. И было в ней что-то зловещее.

В этот раз, так же как и семь лет назад, Деснин схоронился за прилавком свечной лавочки, что находилась в закутке при выходе из притвора. Распластавшись на холодном полу, он думал: «Чего я надеюсь увидеть? На что же намекал Скипидарыч? Должно быть, очередной бред нес. А, как бы там ни было — делать всё равно нечего. Полежим — увидим».

Обстановка располагала к размышлению, и на Деснина вдруг нахлынули бурным потоком воспоминания семилетней давности.

Вот так же, распластавшись за этой же свечной лавочкой семь лет назад, лежал он и ждал, когда наступит глубокая ночь. За день до этого он уже приходил в храм и заранее наметил себе две иконы, показавшиеся ему наиболее ценными.

В тот раз Деснин впал в лёгкую дрёму. Сквозь неё он слышал, как кто-то обошёл храм кругом, и заскрипели закрываемые церковные ворота. Затем — полная тишина и тьма непроглядная. Деснин окончательно успокоился и заснул. Проснулся ближе к полуночи и прислушался. Ничего подозрительного, лишь какие-то неясные шорохи — очевидно церковные мыши приступили к своей ночной жизни.

Деснин выбрался из своего укрытия и слегка размялся. Глаза уже привыкли к темноте. Он достал нож и подошёл к Николаю Угоднику, что висел слева от царских врат иконостаса. Затем провёл рукой по краям доски — зазор между нею и иконостасом был невелик, как раз, чтобы просунуть туда лезвие ножа. Действуя им как фомкой, Деснин потянул доску на себя.

Крякнуло старое дерево. «Пошла, — обрадовался Деснин. — Теперь и руками оторвёшь». Тут полная луна заглянула в окно верхнего яруса, и стало совсем светло. Николай Угодник с презрением смотрел на вора. Деснин застыл, уставившись на икону. Вдруг заскрипели церковные ворота…

Деснин мотнул головой, словно стряхивая воспоминания. Прислушался. Ворота скрипели не в его сознании, а наяву.

В следующий момент мимо свечной лавочки прошли двое.

— Да погоди ты, — послышался мужской голос. — Дай свечи зажечь.

Раздалось характерное чирканье зажигалки. Вскоре церковь озарилась тусклым светом.

— Знаешь, — послышался женский голос, — свечи — это так клёво. Класс! А ты ехать не хотел.

Деснин осторожно выглянул из-за прилавка. В центре зала, боком к нему, стоял некто, с жиденькой бородкой и длинными волосами. «Неужто Пафнутий?» — удивился Деснин. Вместо рясы предполагаемый поп был одет во всё джинсовое. Рядом с ним стояла длинная, густо накрашенная девка в мини.

«Шлюха, — сразу же определил Деснин. — И жаба к тому же. Хотя ноги, вообще-то, ничего».

Специфический запах перегара, которым тащило от обоих, распространялся на всю церковь.

— Слушай, — заговорила девка, — догнаться бы пора, а то у меня чего-то башка трещит.