Ампутация Души

— Постлал он мне на лавке, — заканчивал свой рассказ Деснин, — а только он заснул — ушел я. Не помню, как до Москвы добрался. Всю дорогу думал. Сроду столько не думал. Хм, Никодим ведь мне и денег на дорогу дал. «Чай, без добычи остался» — сказал, и дал. Может, он уже знал, что я вернусь? А в Москве Аббат меня хорошо встретил. Пожурил, правда, что грубо сработал, наследил, но сказал, что он меня уже почти отмазал, так что скоро могу вернуться к нему. Видать, он уже тогда о своей секте подумывал. Но что-то все влекло меня к Никодиму. Может вот этот крестик, а может о детстве воспоминания какие. А на душе было… не то что-то, и стремно как-то. А еще в голове слова Никодима вертелись. «Каждое древо познается по плоду его. Добрый человек из доброй сокровищницы своего сердца выносит доброе, а злой из злой сокровищницы — злое. Если мы хотим узнать, Дух ли Божий действует в нас, то должны судить по плодам, а плоды — любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание. Имеешь ли ты все это сейчас в душе своей? Нет. Вместо радости у тебя — уныние, вместо мира — тревога, вместо любви — злоба, вместо кротости — гордыня, вместо веры — маловерие. А все оттого, что, пока не покаялся, не имеешь ты пока Бога в себе». И знаешь, по сравнению с тем, что было в крещальне, все это было непереносимо. В общем, я так и сорвался в возможность того нового, непонятного ощущения.

Деснин с Скипидарычем неспешно вернулись в забегаловку, выпили. Деснин долго курил. Скипидарыч, против обыкновения, не лез со своими разговорами, тоже о чем-то думал. Наконец Деснин пробормотал: «Гнилое дерево, и плоды тоже, как тогда». Затем он продолжил свой рассказ.

*****

Добрался он тогда до Василькова ближе к вечеру. Постучал к Никодиму в окно, тот впустил и, казалось, ничуть не удивился возвращению, точно ждал. Снова усадил за стол, но угощать не стал. Сказал, что попоститься надо перед причастием. Снова сидели молча, и Деснину казалось, что не было недели мучений и сомнений, и что вновь он перенесся в ту, первую ночь.

— Ну что, Николай, готов ли ты к исповеди покаянной? — наконец спросил Никодим.

— И что тебе во мне? — вопросом на вопрос ответил Деснин. — Зачем я тебе такой?

— Какой такой? Грешный? Так все грешны, только Господь свят. Не здоровым нужен врач, а больным. Сказано: «Я пришел призвать не праведников, но грешников. Покайтесь, и простится вам». Ох, как много людей нуждается в покаянии, но только хороший человек может покаяться по-настоящему.

— Значит, я хороший? Да? Это я-то? Да я, может, хуже всех…

— Вот это признание и есть самое ценное, а не первое твое признание в том, что убил. Грех не в самом проступке, а в гордыне, и страшен не сам грех, а бесстыдство после греха. Убил — да, грех великий. Но не ты первый, не ты последний. Иные вон живут при этом со своей совестью в мире и согласии. А у тебя внутри сомнения появились. Это и ценно. Ценно само тяготение грузом греха, стремление сбросить это бремя, признать и раскаянием достигнуть победы и свободы, ибо высшая степень свободы — свобода от греха и несть свободы высшей, как себя одолевшему! В этом-то и суть покаяния.

— Но примет ли Он. Простит ли?..

Казалось, Никодим ждал именно этого вопроса. Поэтому ответил сходу:

— А вот об этом не заботься ничуть. Единственный, кому Христос обещал «Ныне же будешь со мной в раю» — это разбойник на кресте рядом с Ним. А тот уж совсем ни на что не надеялся. Христос готов взять на себя грех каждого, только вот многие не желают расставаться со своими грехами.

— Чего ж все, дураки получается?

Деснину показалось, что Никодим с досадой посмотрел на него и вот сейчас начнет увещевать и даже ругать, но тот сказал неожиданное:

— Нет праведного ни одного, все виноваты. Всех посещают дурные мысли и желания.

— И тебя? — удивился Деснин.

— И меня. А кто без греха? Но в том и благодать, чтобы победить их. Да и невозможно быть совершенным, это было бы неуважением к Тому, в небесах, Кто один совершенен. Но Христос призывал стремиться к этому, а не прикрываться несправедливостью Божьей и в сторону отходить. Да, весь мир лежит во зле, но…

— Во зле? — уцепился за слова Деснин. — А что же Бог? Он ведь всемогущ, да? Так почему ж он не исправит мир, почему разом не уничтожит все зло? Или он просто не может?

— Хм, — усмехнулся Никодим наивности вопроса. — Разумеется — может. Однако кто творит это зло? Сами люди. И зло и добро — все находится в человеке. И если разом уничтожить все зло, то и людей-то не останется. Верно сказано: «Наша война не против плоти и крови, а против духов злобы поднебесной». И ведется она в сердце каждого. Поэтому Бог и сохраняет за человеком свободу, чтобы он сам вернулся к Нему, как сам и отошел, сам победил в себе духов злобы, как сам и впустил их в себя. А для этого немного надо.

— Покаяться, — съязвил Деснин. — Чего ж каяться, если Христос и так за всех грехи искупил?