Ампутация Души

— Искупил за всех, в ком Он есть, а чтобы впустить Его в себя и надо покаяться, — невозмутимо говорил Никодим. — И пусть мир лежит во зле, и спасти его, возможно, уже не удастся, но отдельного человека всегда можно. Через покаяние.

— О, — взмолился Деснин, — опять покаяние! Ну покаюсь я — что толку? Того, кого я убил, ты же не воскресишь.

— Его — нет. Я тебя воскресить хочу.

— Меня?! — искренне удивился Деснин. — А чего меня воскрешать? Я ж ведь живой.

— Плоть-то живая, а вот душа…

— А что, разве душа не бессмертна?

— Конечно, бессмертна, но ржавчина греха разъедает душу. Ты и так говоришь, что у тебя там «дыра», коли не покаешься, так и вовсе можешь душу потерять и будет тогда тебе смерть вечная.

— Душа, душа. А чего такое это душа и зачем она? — упорствовал Деснин.

— А ты припомни, тогда, в крещальне, когда сидел с исподним в руках. Вспоминаешь? Вот для этого и есть — душа. А сейчас попробуй-ка, найди ее в себе — не сыщешь. Оттого и злишься, и места себе не находишь. И снова сюда пришел. Ведь есть же в тебе поборовшая потребность в покаянии. Зачем же стыдишься ты его, не стыдясь признаться в преступлении?

— Боюсь я, — неожиданно для себя выдохнул Деснин.

— Слава Богу, — лицо Никодима просияло. — Все сомнения твои единственное в том, что в преступлении своем ты признался мне, а каяться предстоит пред Высшим Судией. Стало быть, все же боишься гнева Божия. Но ведь исповедь — возможность побывать на личном Страшном Суде, после которого все еще можно исправить, прежде чем Бог осудит окончательно. И через это необходимо пройти, ибо для Бога нужно вместилище, и оно должно быть чисто. А раскаешься, очистишь, освободишь душу — и точку поставишь. А после той точки и начнется жизнь новая.

Никодим еще что-то говорил, но Деснин слушал его вполуха — в душе его вновь творилось что-то невообразимое. «Я же и впрямь мучаюсь. И очищения хочу, только оттягиваю все это, жду чего-то, — неслись в голове мысли. — Да, хочу!»

И тут Деснин почувствовал, что та минута пришла. Почему-то она была похожа на ту, когда он стоял перед Аптекарем, готовый спустить курок. За окном забрезжил рассвет, свет вытравливал тайну ночи, и слова искреннего покаяния, не в убийстве, а в чем-то более страшном и ужасном, готовые уже слететь с языка, замерли в нем.

На этот раз Деснин остался ночевать, и глубокий сон поглотил его.

Когда он проснулся, Никодима уже не было. Деснин вспомнил, что сквозь сон он слышал, как тот поднялся и, стараясь как можно меньше шуметь, стал облачаться для утренней службы. Вдруг скрипнула дверь, и в избушку бесцеремонно ввалился бородатый мужичок неопределенного возраста.

— Это ты что ль раб Божий Николай? — уставился мужичок на Деснина.

— Ну я, — ответил Деснин.

— Здоров ты спать, Николай. Давай, вставай. Служба уж кончается. Батюшка тебя к причастию зовет.

— А ты еще кто такой? — спросонья все раздражало Деснина.

— А я вроде дьячка при отце Никодиме, — важно представился мужичок, не заметив раздражения. Затем, уже совсем просто добавил, — Скипидарычем меня кличут. Ну ты давай, шевелись, а то вон, — мужичок глянул в окно, — народ уж расходится. Эдак не поспеешь к причастию. Батюшка сказывал, что окрестил он тебя намедни, стало быть он сам теперь тебе крестный. Но только вот крещение без причащения недействительно. К церкви ты уже приобщен, а вот ко Христу еще нет. Да, кстати, батюшка спрашивал, готов ли ты к покаянию? Грешник ты, видать, большой. Но он таких больше и любит.

— Слушай, как там тебя, Скипидарыч, — неуверенно заговорил Деснин, которого вновь начали одолевать сомнения, — а без этого всего никак нельзя?

— Причаститься не покаявшись? Не-ет. Не можно приступить к Святой чаше, не примирившись с Богом и людьми в таинстве покаяния. Никак нельзя с ожесточенным сердцем, нет. Да и дьявол, что в тебе сидит, не допустит.

— Ты тоже, видать, в этом шаришь. А мне тут мужик приснился и говорит: К чему тебе все эти подвиги с покаянием, если Бога нет?

— Ха! — усмехнулся Скипидарыч. — Всем непременно доказать надо, что Он есть. Тут главное верить. Один из отцов церкви сказал: Если я верую, умру, а там ничего нет, то я ничего и не потеряю. А если не верую, умру, а там что-то есть — то приобрету много. Но это так, схоластика, потому что приняв в себя Бога еще здесь приобретешь. Ясно? А этого мужика своего забудь, это все козни нечистого. Тут у нас такие дела, бывало, творились. Убивец один приходил — так его дьявол не то что к причастию — дальше притвора не пустил. Потому как кровь на нем была, и той кровью они с дьяволом повязаны были. А вот кабы покаялся — так и смылась кровь. Да ты не боись, ничего страшного в покаянии нет. Это как… щас вспомню точно… «Человек должен признать свою греховность и принять благодать спасения» — все просто. Зато как грех с души снимешь и Бога в нее, чистую, примешь — знаешь, как легко будет. Ой ли! Аллилуйя! Идем, идем!