Амстердам

— Он в Вашингтоне, хотя должен быть в Брюсселе. Устраивает сделку с американцами за спиной у немцев. Сиюминутная выгода — с катастрофическими последствиями. Он был ужасным министром внутренних дел; как министр иностранных дел он еще хуже, а сделавшись премьером, к чему, похоже, дело и идет, он станет нашей погибелью.

— Все так, — согласился Фрэнк, за мирным тоном пряча ярость по поводу зарубленной статьи об Анкаре. — Все это вы изложили в своей передовице, Вернон. Но суть не в том, согласны ли мы со сделкой, а в том, важна ли она.

Вернон спрашивал себя, в силах ли он оставить Фрэнка в покое. Что он там — серьгу носит?

— Вот именно, Фрэнк, — сердечно произнес Вернон. — Мы в Европе. И американцы хотят, чтоб мы были в Европе. Особые отношения — достояние истории. Сделка не важна. Сообщение о ней пойдет на внутренних страницах. А Гармони между тем мы по-прежнему будем делать неприятно.

Они выслушали спортивного редактора, чей раздел Вернон недавно увеличил вдвое за счет искусства и литературы. Настал черед Леттис О’Хары, заведующей отделом очерков.

— Я хочу знать: мы даем о детском доме в Уэльсе?

Вернон сказал:

— Я видел список гостей. Много важных шишек. Суды нас разорят, если что-то будет не так.

На лице Леттис выразилось облегчение, и она перешла к организованному ею журналистскому расследованию медицинского скандала в Голландии.

— По-видимому, есть врачи, пользующиеся законами об эвтаназии для…

Вернон перебил ее:

— Сиамских близнецов надо будет дать в пятницу.

Послышались стоны. Но кто возразит первым? Леттис:

— У нас даже нет фото.

— Так пошлите кого-нибудь в Миддлсбро сегодня же. — Наступило угрюмое молчание, и Вернон продолжал: — Слушайте, они работают в местном санитарном управлении, в отделе перспективного планирования. Мечта редактора.

Редактор внутренних новостей Джереми Болл сказал:

— Мы договорились на прошлой неделе, и все было в порядке. А вчера он звонит. То есть другая половина. Другая голова. Разговаривать не хочет. Фотографироваться не хочет.

— О господи! — воскликнул Вернон. — Неужели не ясно? Как раз то, что надо. Они рассорились. Ведь первым делом каждому хочется знать: как они улаживают споры?

Леттис смотрела хмуро.

— Кажется, есть следы укусов, — сказала она. — На обоих лицах.

— Великолепно! — закричал Вернон. — До них еще никто не добрался. В пятницу, пожалуйста. Третья полоса. Продолжим. Леттис. Шахматное приложение на восьмой странице. Честно говоря, не убежден.

2

Прошло еще три часа, прежде чем Вернон снова остался наедине с собой. Он был в туалете; глядя в зеркало, мыл руки. Отражение было на месте, но не вполне убеждало. Ощущение — или неощутимость — по-прежнему справа, как тугая шапка. Проводя пальцем по черепу, он мог определить границу, разделительную линию, где ощущение в левой части головы сменялось не то чтобы своей противоположностью, но своей тенью — или своим призраком.

Пока он держал руки под сушилкой, вошел Фрэнк Диббен. Вернон понял, что молодой человек явился сюда поговорить, ибо по опыту всей жизни знал, что мужчине-журналисту нелегко и нежелательно мочиться при главном редакторе.

— Послушайте, Вернон, — сказал Фрэнк, став перед писсуаром. — Прошу извинить за утреннее. Вы совершенно правы в отношении Гармони. Моя оплошность.

Чтобы не оглядываться и не наблюдать за отправлениями заместителя международного редактора, Вернон еще раз включил горячий воздух. Диббен в самом деле облегчался обильно, даже оглушительно. Да, если Вернон кого и уволит, то Фрэнка, который энергично между тем отряхивался, чуть дольше, чем следовало, и продолжал свою апологию.

— Да, вы были совершенно правы — не надо уделять ему слишком много места.

«Голодный блеск у Кассия в глазах,[14] — подумал Вернон. — Возглавит свой отдел, потом захочет на мое место».

Диббен подошел к умывальнику. Вернон тронул его за плечо — прощая.

— Ничего, Фрэнк. Предпочитаю выслушать противоположное мнение на совещании. В этом весь смысл.

— Очень мило с вашей стороны, Вернон. Не подумайте, пожалуйста, что я собирался миндальничать с Гармони.

Этот фестиваль обращений друг к другу по имени знаменовал конец беседы. С коротким ободряющим смешком Вернон вышел в коридор. Прямо за дверью его дожидалась Джин с пачкой писем на подпись. За ней стоял Джереми Болл, за ним — Тони Монтано, директор-распорядитель. Кого-то еще, подошедшего к очереди сзади, Вернон не разглядел. Главный редактор двинулся к кабинету, на ходу подписывая письма, а Джин перечисляла ему встречи, назначенные на эту неделю. Все двигались вместе с ним. Болл говорил:

— С этим фото из Миддлсбро. Я не хотел бы таких же неприятностей, как с Олимпиадой инвалидов. Я думаю, нужно фото без затей…

— Мне нужен будоражащий снимок, Джереми. Джин, я не могу встретиться с обоими в одну неделю. Это будет плохо выглядеть. Скажите ему — в четверг.

— Мне виделось строгое, в викторианском духе. Портрет с достоинством.

— Он улетает в Анголу. Предполагалось, что поедет в Хитроу прямо после встречи с вами.

— Мистер Холлидей?