Амстердам

— Министр в самом деле послал тебя к чертовой матери? — спросил Вернон. — Мы могли бы вставить это в наш дневник.

— Вполне. Хотя стараюсь ни с кем не сталкиваться.

Коль скоро речь зашла о Гармони, Вернон изложил два своих утренних разговора с Джорджем Лейном. Такого рода история должна была бы показаться Клайву любопытной, но он не проявил интереса ни к фотографиям, ни к судебному запрету и слушал, казалось, вполуха. Едва Вернон кончил, Клайв поднялся из кресла. Он снова наполнил бокалы. Тяжелое молчание предвещало смену темы. Клайв отошел в дальний конец студии, осторожно потирая левую ладонь.

— Я думал о Молли, — наконец сказал он. — Как она умерла, с какой быстротой, о ее беспомощности и о том, что она не пожелала бы себе такой смерти. Мы с тобой об этом говорили.

Он умолк. Вернон отпил и ждал продолжения.

— Дело вот какое. Я тут тоже слегка напугался. — Он повысил голос, предупреждая сочувственные расспросы. — Наверно, зря. Знаешь, ночью от таких мыслей бросает в пот, а при свете дня все кажется вздором. Но я о другом. Это почти наверняка ничего не значит, но беды не будет, если все-таки тебя попрошу. Если я вдруг основательно заболею, как Молли, начну распадаться, делать ужасные ошибки, потеряю способность разумно судить, стану забывать названия предметов, забывать, кто я такой, — словом, ясно. Я бы хотел быть уверен, что есть человек, который поможет мне покончить с этим… То есть умереть. Особенно если дойдет до того, что сам не смогу принять такого решения — или выполнить его. Так вот что я говорю — я прошу тебя как старого друга помочь мне, если увидишь, что это нужно. Как мы помогли бы Молли, если б могли…

Клайв не закончил, слегка расстроившись оттого, что Вернон глядел на него с поднятым бокалом, замерев в процессе питья. Клайв громко откашлялся.

— Я понимаю, просьба странная. Это противозаконно у нас в стране, и я не хотел бы ссорить тебя с законом — предполагая, конечно, что ты скажешь «да». Но есть способы и есть места, и если до этого дойдет, я хотел бы, чтобы ты доставил меня туда на самолете. Это трудное дело, и я могу попросить о нем только близкого друга, такого как ты. Одно скажу: я не паникую, ничего подобного. Я крепко об этом подумал.

Затем, поскольку Вернон все так же сидел и глядел на него молча, Клайв смущенно добавил:

— Ну вот и все.

Вернон поставил бокал, почесал в затылке и встал.

— Ты не хочешь рассказать, что тебя испугало?

— Совсем не хочу.

Вернон взглянул на свои часы. Он опаздывал к Джорджу.

— Да, ничего себе просьба. Надо подумать.

Клайв кивнул. Вернон пошел к двери и первым стал спускаться по лестнице. В прихожей они опять обнялись. Клайв открыл дверь, и Вернон ступил в темноту.

— Я должен подумать.

— Конечно. Спасибо, что зашел.

Оба сочли, что характер просьбы, ее интимность, смущающий свет, пролитый ею на их дружбу, создали сейчас обременительную эмоциональную близость, с которой лучше всего обойтись, расставшись без дальнейших объяснений; Вернон быстро пошел по улице искать такси, а Клайв вернулся наверх, к роялю.

4

Лейн сам открыл ему дверь особняка на Холланд-Парк.

— Опаздываете.

Решив, что Джордж разыгрывает из себя газетного магната, вызвавшего редактора, Вернон не пожелал извиниться и даже ответить и прошел за хозяином через ярко освещенную переднюю в гостиную. К счастью, тут ничто не напоминало о Молли. Комната была обставлена, как она однажды выразилась, в стиле Букингемского дворца: толстые, горчичного цвета ковры, большие грязно-розовые диваны, кресла с выпуклым узором в виде лоз и свитков, коричневая живопись со скаковыми лошадьми на пастбищах, копии Фрагонаров с буколическими дамами на качелях в колоссальных золотых рамах, и вся эта обильная пустота залита светом лакированных латунных ламп. Джордж подошел к сложенной из мраморных глыб ограде газового, с имитацией углей камина и обернулся.

— Портвейну?

Вернон вспомнил, что после сэндвича с сыром и салатом в обеденный перерыв ничего не ел. Иначе почему бы его так раздражали претенциозные построения Джорджа. И чего ради он напялил шелковый халат поверх дневной одежды? Он просто нелеп.

— Спасибо, выпью.

Они разместились метрах в семи друг от друга, с шипящим камином между. «Останься я тут один хоть на полминуты, — подумал Вернон, — подполз бы к решетке и стукнулся об нее правым виском». Даже в обществе постороннего ему было не по себе.

— Я видел Реестр национальной тиражной службы, — важно сказал Лейн. — С тиражом худо.

— Падение тиража замедляется, — готов был автоматический ответ Вернона, его мантра.

— Но все-таки — падение.