Амулет Пандоры

Утешало одно — в такой неуютной и пустой на первый взгляд комнате было тепло и сухо. Энди выбралась из кровати — ночью она прилегла не раздеваясь, да так и заснула и только ближе к рассвету завернулась в покрывало. В голове было так же туманно и сумрачно, как за окном. Возле кровати Энди обнаружила свой цветной чемодан. Достав походную косметичку и зубную щетку и стараясь не шуметь, Энди приоткрыла дверь. В холле второго этажа было сумрачно и тихо. Из комнат не доносилось ни звука, и Энди прокралась к ванной комнате.

Желтые плафоны чуть мерцали теплым неярким светом, и потрясенная Энди застыла, разглядывая удивительный зал. Все здесь казалось каким-то неестественно выгнутым, преувеличенным. По стенам ползли тусклые латунные трубы, от них ответвлялись трубки поменьше с поблескивающими вентилями, расширителями и змеевиками. Под огромным, в полстены тускло-темным зеркалом громоздилась мраморная плита с вделанной в нее вычищенной до красного сияния медной чашей раковины. Кран был толстый и вычурно изогнутый, с двумя поворотными ручками, вместо привычных крутилок. Посреди зала за бамбуковой ширмой пряталась ванная — тоже огромная, с вздыбленными белыми краями. Тяжелый носатый кран с таким отверстием, что Энди могла спокойно засунуть туда три пальца, заканчивался толстой трубой в полу. Ничего, похожего на душ Энди не заметила. Зато за небольшим выступом стены, невидная от входа и закрытая от зеркала, обнаружилась вделанная в пол овальная чаша с отверстием. Не сразу сбитая с толку Энди поняла, что это туалет.

Самым ужасным показалось то, что на двери, ведущей в ванную комнату, не было ни замка, ни защелки, ни задвижки. И как бы ни хотелось принять ванную, придется это на какое-то время отложить — не хватало, чтобы кто-нибудь сюда зашел. А на ширму Энди особенно не надеялась.

Но умыться все-таки надо было. На подставочке у раковины лежало мыло с непривычным, но приятным травяным запахом; кран, стоило повернуть отполированную ручку, звучно зашумел водой, теплой, непривычно мягкой. Энди неспешно намыливала руки и разглядывала себя в чуть мутном зеркале.

«С ума сойти, — думала Энди, — вечерний звонок, самолет, Франция, Леша, Хранители, демоны, Дионий… Еще позавчера я была обычной школьницей, которой несказанно повезло. А сейчас я в странном доме, который вырос по мановению руки и меня, ничего не соображающую, хотят учить волшебству, а кто-то еще и считает меня соперником и… — тут туман сна окончательно рассеялся. Энди вспомнила ночной разговор, и тошнота подкатила к горлу, — и говорит, что убьет меня».

Отвратительный комок так и стоял в горле, пока Энди рассматривала себя в зеркале, а в груди возникло ощущение невероятно тяжелой пустоты. В мягком свете плафонов отражалось осунувшееся бледное лицо и — самое неприятное — испуганные глаза. Они казались то меньше, то больше, но отвратительное жалобное выражение из них не исчезало, и тогда Энди неожиданно разозлилась: «Тряпка, гадкая, жалкая тряпка! Девчонка и соплячка. Убиралась бы к себе домой! Францию она захотела. Убежишь к маме и до конца жизни будешь трястись, ожидая голодного демона, который когтистой лапой выдерет твою жалкую трусливую душонку. Да?».

Что-то внутри нее, там, за серо-голубыми при таком освещении глазами, пискнуло: «Да», и тогда Энди впервые в жизни изо всех сил дала сама себе звонкую пощечину. Не настоящей себе — той, которая смотрела на нее с испугом из зеркала.

Больше не смотрит. Оторопевшая Энди, оглушенно потряхивая головой, разглядывала бледный отпечаток на щеке, который быстро наливался красным. Какое-то время ей было не до глаз — щека почему-то запылала, и, только умывшись ледяной водой, Энди вдруг заметила, что в зеркале на нее исподлобья смотрит хмурая, серьезная девчонка со светлыми волосами и красным пятном на щеке. И глаза теперь были не жалкие. Нормальные такие глаза. Живые. И как бы говорящие: только попробуйте меня тронуть.

— Убийцей моим ты станешь, ага, разбежался, — девушка в зеркале неумело сплюнула сквозь зубы, — и не таких обламывали!

Злость, вспыхнувшая внутри, неожиданно успокаивала. Вместе с ней пришло желание утереть нос всем. Леше, тому мальчишке с Сингапура, Дионию… может быть, Игнатиусу.

Чувствуя внутри необыкновенное спокойствие, Энди сложила ладони, как будто зачерпнув из воздуха рядом с собой уверенность, злость, силу. Она не сомневалась, что возникнет огненный сгусток, но в ладонях оказалась черная и вязкая жижа, похожая на нефть. Удивленная, Энди чуть разжала пальцы, и чернота стекла по рукам, бесследно исчезнув, а на ладони лежал тяжелый, словно из свинца, угольного цвета шар. И Энди поняла, что, если этим шариком запустить, например, в Лешу и тот не успеет увернуться, мало ему не покажется.

Очень аккуратно, стараясь не расколоть плиту (это казалось вполне возможным), Энди скатила шар с ладони и положила его рядом с мылом.

«Посмотрим, кто кого, — решила она. — Если Игнатиус и вправду решил взяться за мое обучение, лучшей ученицы ему не найти».