Ана Ананас и её криминальное прошлое

Кофе и блинчики, ну и позор, спохватилась я! Но я не специально подбирала футболку. Папа неудачно постирал её по принципу «два в одном» и пришлось надевать первую попавшуюся. А поскольку отец никаких женских футболок не надевал, пришлось сделать вывод, что принадлежала эта футболка ненавистной мне Берте.

Я промурлыкала и сказала первое, что пришло в голову:

– Эдакий у вас интересный акцент… С причмокиванием.

Бариста улыбнулся. На нервной почве я засвистела «Ветер Перемен». Единственное, что могла вспомнить в таком состоянии.

– Как тебя зовут, – тепло отозвался бариста.

– Ана Ананас – я продолжала высвистывать, точно дудочник из Гаммельна.

– Вот что Ана Ананас! – воскликнул бариста в ответ. – Ты-то мне нужна. Видишь туалет. Подержи дверь. Они тут почему-то не закрываются!

Я пошла с ним в сторону пластикового городского туалета. Но тут Олли выскочил как будто из-под земли

– Момент маль! – сказал он. – Позвольте. С вами в туалет иду я.

Он протиснулся вперёд расстегнувшего свои велосипедные шорты баристы. Затем он ловко, как Зорро, уложил его головой прямо внутрь отверстия унитаза. Макнув опешившего баристу туда пару раз, Олли вытащил смоченную чем-то липким тряпочку и дал всем присутствующим знак – пора кантовать!

Избранная мной тактика работала как швейцарские часы. Олли назвал тактику в мою честь – «Кофе и блинчики». С её помощью мы вырубили ещё четырех потенциальных барист. К вечеру, уже прочесав все улицы, мы сошлись на том, что ещё никогда Репербан не выглядел таким репербанистым. Теперь вокруг нас были одни Бармалеи. Барсук сказал, что шесть барист в день совсем неплохой улов. Кроме того, он добавил, что без меня бы никто не справился.

– Именно то, что я говорил вам всю жизнь! – поднял большой палец вверх Бюдде. – Ананас не подведёт!

Олли сурово осмотрел на мои «блинчики». Он, по-прежнему, считал, что женщине в такой банде отъявленных головорезов не место. Хотя, в целом да, подтвердил он, наконец, нехотя. Ананас это силища.

Проходя мимо «Супермена Чачи» мы с удовлетворением увидели на двери табличку «Закрыто».

12

Олли сказал, что самое время пойти перекусить в поликлинике. Мысль о холодильнике, пахнущем формальдегидом, не особенно радовала, тогда как все остальные варианты, где бы поесть, оказались забитыми под завязку. Мы уже готовились вдохнуть формальдегид, как вдруг из-за поликлиники вышел Королёк Конинхен. Он затащил нас в переулок, прислонился к стенке за мусорным контейнером и осмотрелся по сторонам. На лице его выступила испарина. Под глазами были светоотражательные полоски, как у американских солдат.

– Всем привет, – перемигнулся Конинхен с Олли – Как идут дела? Всё успешно?

Голос Королька был торопливым и дребезжащим. Он поминутно озирался на окна и вообще вёл себя как завзятый подпольщик.

Пока Нож-для-Огурцов важно докладывал ему, как идёт работа по зачистке улиц, я не поленилась и рассмотрела Королька при дневном свете. В такие моменты бывает жалко, что в разных там телефонах нет увеличительных луп как в швейцарских ножах. Почему бы, собственно говоря, не впендюрить в телефон здоровую лупу, как у комиссара Кугельблица – именно на такие случаи!

Пришлось обходиться без лупы. Я и так увидела достаточно, чтобы почувствовать к Корольку неприязнь. Ну и мерзким же он был при дневном освещении. Шея Королька была толстой как у лося. Щёки и нос какие-то морщинистые и обвислые. А ещё эта испарина по всему лицу! Если бы не отсутствие морщин и не рост ниже среднего, я бы никогда не подумала, что это унылое чудище – наш ровесник. Обвинять незнакомого человека в том, что он похож на лилипута, сбежавшего из цирка «Ронкалли» както глупо. Но дела с внешностью Королька действительно обстояли хуже, чем у лилипута из «Ронкалли». Цветом лица и одутловатостью этот тип напоминал экзотический фрукт. Хурму! Вот на что он был похож больше всего! Хурма, да ещё и несвежая.

Кролик и сам на меня то и дело косился. Думаю, у него давно сложилось мнение на мой счёт. Без всяких причин он стал дразнить меня маленькой безотцовшиной. Я угрюмо молчала. Мало того, что этот тупой жиртрест забыл как меня звать, так он еще и делал вид, что не догадывается о существовании моего папы. Безотцовщиной меня называла только Рената и то, чтобы понапрасну позлить. Какой бы беспризорницей я не чувствовала себя последние дни, каждый из репербановских Бармалеев знал, что ананасовский папа – Николай Веттер-перемен из водка-бара под дьявольским названием «Кавабунга!». Тот самый Веттер-перемен, который однажды спас Траурного Эммериха от чести быть задавленным мерседесом с марокканскими номерами. Тот, которого всюду прославляют байкеры во главе с наиопаснейшим дедушкой Фантомасом. Тот, что ходил покупать маркеры по ткани, чтобы разрисовать подвенечное платье, которое нашёл в мусоре рядом с домом, просто так, для игры. А Королёк ничего об этом не знал. Он подначивал меня и говорил, что я шляюсь по улицам как демимонденка. Кто это такая не знаю и знать не хочу. Но на такое надо было отвечать.